Умеренный исламизм в Дагестане: несостоявшееся возрождение  

06.02.2008 16:55

На рубеже 1990-х годов в Дагестане стала очевидной тенденция «возрождения» Ислама, выразившаяся в росте общественного интереса к нему и в превращении религии в заметный фактор социально-политической жизни республики. С самого начала в этом исламском возрождении наметилось несколько направлений. С одной стороны, начался бурный рост традиционалистского Ислама, представленного в основном сторонниками суфийских братств (в Дагестане суфизм часто называют словом тарикат, а суфиев — тарикатистами). С другой стороны, среди дагестанских мусульман стало набирать силу исламистское движение, сторонники которого были готовы вести политическую борьбу за реализацию исламского политического проекта в Дагестане и на всем Северном Кавказе. Это исламистское движение было изначально неоднородно, включая в себя элементы и религиозного реформаторства на основе принципов салафийи, и исламского просветительства, и социально-политического активизма в духе «Братьев-мусульман».

Первой исламистской организацией, начавшей действовать в Дагестане, было местное отделение учрежденной в 1990 году всесоюзной Исламской партии возрождения (ИПВ). Из-за разногласий между основными лидерами ИПВ — Ахмад-кади Ахтаевым, Багауддином Магомедовым и его братом Абасом Кебедовым — уже в 1992 году партия прекратила свое существование, и в дагестанском исламизме быстрыми темпами пошел процесс идейно-политического и организационного размежевания.

В начале 2000-х годов в Дагестане наметился процесс формирования прослойки молодых образованных исламских активистов. Это стало проявлением общего для всего северокавказского региона процесса роста «идейного» интереса к Исламу, характерного для части городской и сельской молодежи, получающей или получившей высшее и послевузовское образование. Не случайно среди «новых мусульман» снова возрос интерес к фигуре Ахмад-кади Ахтаева; в его идейно-политическом наследии они пытались найти ответы на вызовы нового времени. А. Ахтаев большое внимание уделял общению со светской интеллигенцией, которую пытался привлечь к активной религиозной деятельности в рамках создаваемых им структур. Он продолжал поддерживать связи с некоторыми суфийскими шейхами и признавал светские власти. В основу идеологии умеренного исламского движения его сторонники предлагали заложить четыре компонента, которые позволили бы учесть интересы широкого круга дагестанских мусульман. Это 1) тарикатский компонент (суфийская смиренность, почтение к наставнику, духовный опыт дагестанских муршидов), 2) салафитский компонент (незыблемость догмата единобожия, признание иджтихада как единственного способа развития Ислама в соответствии с современными реалиями), 3) национальный компонент (традиции горской нравственности и чести, исконно дагестанские ценности, национальные обычаи, культура, язык) и 4) глобализационный компонент (ценности открытого, постиндустриального общества, высокая гражданско-правовая культура, сопряжение с международными молодежными движениями).

В определенной степени данный проект носил пропагандистский характер и имел своей целью успокоить власть, рассеять ее подозрения в отношении молодежной исламской активности. Авторы проекта говорили о разработке концепции созидательного джихада в противовес вооруженному и вообще подчеркивали, что основной упор молодежное движение будет делать на созидательную активность, отказ от черно-белого видения мира, восприятие ценностей демократии и гражданско-правовой культуры, а также отмечали приоритетную роль национально-культурного компонента и потенциала.  

Радикализация 

Однако к концу 2003-го — началу 2004 года эта тенденция, так и не оформившись организационно, политически и идеологически, стала ослабевать, уступая место новой волне радикализации. Следует отметить, что в сознании молодых мусульман изначально присутствовали довольно радикальные элементы. Молодежь была убеждена, что в Чечне идет настоящий джихад, даже несмотря на отсутствие конкретной фетвы по этому вопросу. Даже признавая ошибки Багауддина и Басаева, они все равно на эмоциональном уровне испытывали симпатии к джихадистам, сражающимся против федеральных сил и местных режимов на Северном Кавказе.

Постепенно радикализация молодых мусульман становилась все более и более отчетливой. Весной 2004 года Ясин Расулов опубликовал ряд статей в дагестанской прессе (газета «Черновик»), где он фактически выступал с апологией «войны против милиции». Многие утверждения Я. Расулова относительно причин перехода исламистов к террору были справедливы, однако невозможно, как это делал автор, сводить все лишь к проблеме возмездия за проявляемую милицией жестокость. Кроме того, в авторской позиции не просматривалось понимания бесперспективности террора и вреда этой политики для самого исламского движения, не говоря уже об интересах общества. Наконец, автор не давал никакой оценки этой политике террора с точки зрения Ислама, и все это вместе взятое выглядело как ее молчаливое одобрение.

Одновременно среди молодежи наметился новый прилив симпатий к Басаеву и другим участникам вторжения 1999 года, а само это вторжение все больше трактовалось не как политическая ошибка джихадистов, а прежде всего как результат провокации властей и антиисламских сил. Национальный компонент исламистской идеологии, о котором говорилось в проекте умеренного молодежного исламского движения, фактически свелся к новым попыткам героизации движения сопротивления имама Шамиля, стремлению представить нынешний джихадизм как исторического наследника движения Шамиля. Если раньше, при Багауддине, салафиты довольно неоднозначно воспринимали образ Шамиля, считая его не полностью соответствующим критериям истинного мусульманского лидера, то теперь отношение к Шамилю изменилось. Фактически он стал культовой фигурой для новых исламистов, они всячески пытались подчеркнуть близость религиозно-политической идеологии первых дагестанских имамов и современных радикальных исламистов.

Таким образом, исламисты пытались доказать, что главная идея современных салафитов-джихадистов — такфир правителей, то есть обвинение правящего режима в вероотступничестве как обоснование обязательности ведения против них вооруженной борьбы.

Все эти идеи и настроения нашли свое наиболее полное отражение в работе Я. Расулова «Джихад на Северном Кавказе: сторонники и противники», которая в 2006 году была размещена сайте «Кавказ-Центр». Основные тезисы, которые пытается доказать Расулов, сводятся к следующему:

1. Салафизм/«ваххабизм» имеет «древнюю и глубокую историю в Дагестане» и «с культурно-исторической точки зрения не менее традиционен, чем суфизм».

2. «Именно салафизм традиционно был катализатором джихада на Северном Кавказе от эпохи Гази-Мухаммада до наших дней», поскольку салафитское понимание монотеистического принципа таухида неизбежно требует «устранения власти "неверных" для установления власти Аллаха и построения исламского государства».

3. Идеология официального духовенства (в том числе тарикатизм), которая отвергает джихад, несостоятельна как с религиозной точки зрения, поскольку основывается на неприемлемом для Ислама принципе деления власти на светскую и духовную, так и с политической, поскольку «русская» власть может в любой момент обмануть лояльных ей мусульман, как это сделали большевики в 1930-е годы.

В своей работе Я. Расулов дает и вполне джихадистскую интерпретацию недавних событий истории исламского движения в Дагестане. Ахмад-кади Ахтаев лишь мельком упоминается в качестве одного из (наряду с Багауддином) идеологов салафизма, однако о его идеях, отнюдь не вписывающихся в джихадистскую парадигму, не сказано ни слова. Напротив, в описании взглядов и действий Багауддина нет даже намека на критику, а сам Багауддин вместе с Басаевым предстают как образцовые исламские лидеры, ведущие настоящий джихад.

Таким образом, среди молодых исламистов начинают усиливаться джихадистские настроения и неверие в возможность диалога с властью. В частных беседах исламисты порой открыто признавали, что Ислам — так, как они его понимают, — не может мирно сосуществовать с неисламской политической системой и что конфликт между ними неизбежен. Среди молодежи крепло убеждение, что исламизация в Дагестане возможна только революционным путем. Это показывает, что мышление молодых исламистов все больше концентрировалось именно на проблеме власти, а не на вопросах исламского просвещения и воспитания, решение которых не требует применения насилия. Таким образом, молодежное исламистское движение, во-первых, политизировалось, а во-вторых, эта политизация происходила на все более радикальной идеологической основе.

Эта логика радикализации привела к тому, что к началу 2005 года Ясин Расулов фактически перешел на нелегальное положение и активно включился в террористическую деятельность джамаата «Шариат», возглавляемого Расулом Макашариповым. По некоторым данным, после гибели Макашарипова в июле 2005 года именно Ясин Расулов стал вторым (после Мурада Лахиялова) человеком в руководстве «Шариата» и бесспорным идейным лидером этой организации.

В октябре 2005 года было объявлено, что правоохранительные органы сумели ликвидировать Лахиялова и Расулова. Однако, как выяснилось, в тот раз Расулов уцелел. Он погиб лишь в апреле 2006 года в ходе очередной спецоперации против джихадистского подполья в Махачкале. Еще ранее, в октябре 2005 года, при сходных обстоятельствах был убит его друг А. Мантаев. Так завершилась карьера и жизнь двух наиболее ярких представителей «новой исламской интеллигенции» Дагестана.

Тем не менее, учитывая, что социально-политические факторы, стимулирующие радикальные настроения в исламистской среде Дагестана, продолжают действовать, устойчивый приток части молодых верующих в террористическое подполье будет сохраняться. Решительно покончить с этим подпольем в обозримой перспективе вряд ли удастся. Некоторая часть молодежи, возможно, со временем разочаруется в бесплодной политике радикалов и будет снова готова поддержать ответственных и серьезных исламистских деятелей, выступающих за поиск форм мирной деятельности даже в рамках весьма авторитарного светского режима.

 Д. Макаров

06.02.2008

Материал опубликован в газете «Медина аль-Ислам», №29 май 2007 г. — с. 14.

Ссылки по теме:

Формирование парадигмы существования ислама в современной России

Северный Кавказ в российской политике: подход к проблеме

15-01-08 Крупная контртеррористическая операция проходит в Дагестане

Традиционалы, ваххабиты, джамааты и эксперты: парадигма противостояния