RSSИранские дары в «Караване вечности»
28.11.2016 13:00
Книга «Караван вечности» Юрия Ключникова появилась отнюдь не в книжной пустыне. Я впервые ее увидела среди россыпи других замечательных книг, представленных на Дне Ирана во время Международной книжной выставки-ярмарки в Москве в сентябре 2016 года. «Караван вечности» - это сборник вольных переводов суфийской поэзии с VIII века н.э. до ХХ века включительно (М.: Беловодье, 2016. – 624 с. ISBN 978-5-93454-208-6).
В книгу вошло 500 стихотворений таких корифеев Слова как Рудаки, Фирдоуси, Омар Хайям, Фаридаддин Аттар, Ибн Араби, Саади, Джалаладдин Руми, Хафиз, Джами и Навои. В сборник вошли переводы стихов имама Хомейни и суфийского великомученика Х века Мансура Халладжа, воскликнувшего в экстатическом трансе «Я есть Бог!». Сборник открывается стихами легендарной святой исламского мира Рабийи Аль-Адавийа, жившей в Басре в VIII веке н.э. Вот одна из ее поэтических молитв, дошедшая до нас в переложении Аттара:
О Боже, если завтра в День Суда
Ты в ад меня отправишь навсегда,
Открою я тебе такую тайну:
Не примет меня дьявол никогда,
Ведь ад предполагает разделенье,
Разлуку и мучительное тленье,
А нас с Тобой ничто не разлучит –
Ни ад, ни Рай, ни светопреставленье.
В книгу, помимо вольных переводов суфийских поэтов, вошли поэтические переложения притчей Ходжи Насреддина и изречений, принадлежавших суфийским мастерам разных орденов. Есть стихи и самого Юрия Ключникова, автора 20 книг стихов, прозы и публицистики, известного путешественника и исследователя восточных духовных традиций. В предисловии он делает предположение о сильнейшем влиянии суфийской поэзии на творчество трубадуров Прованса и далее на поэтический мир всей Европы. А призывы суфиев к джихаду против собственных недостатков, невежества и диктата нафса (животного начала в человеке) Юрий Ключников считает актуальными как никогда. «Нынешний хаос мира порожден ничем иным, как безбожно хаотическими устремлениями людей, - отмечает он. – Древние храмы буддистов, античности, христиан простояли на Ближнем Востоке много веков, прежде чем их уничтожили современные вандалы, прикрывшие свое жестокое невежество зеленым знаменем Пророка», - говорится в предисловии.
«Чем нам дорога суфийская поэзия сегодня? Ответ на этот вопрос кроется в глубочайшем гуманистическом настрое, насущном в наши дни и отличающемся от гуманистической традиции Запада своей одухотворенностью», - пишет Юрий Ключников.
Юрий Михайлович живет в Новосибирске, в прошлом году он отметил свое 85-летие, но до сих пор работает над новыми переводами и даже водит экскурсии по Алтаю. Сегодня у нас в гостях его сын и издатель книги «Караван вечности» Сергей Юрьевич Ключников, главный редактор издательства «Беловодье». Это тоже очень яркая личность, энциклопедист в полном смысле слова – кандидат философских наук, член Союза писателей России, сопредседатель Евразийского отделения Российской академии естественных наук, автор 30 популярных книг по психологии, известный в мире специалист по позитивным изменениям, развитию личности и этнопсихологии, создатель направления «Восточная версия психосинтеза».
В этом году в составе делегации Союза писателей России Сергей Ключников побывал на Тегеранской книжной ярмарке, где представлял книгу «Караван вечности», а вернувшись в Москву, обобщил свои впечатления об Иране на своей странице.
– Сергей Юрьевич, расскажите, пожалуйста, как ваш отец пришел к этой теме – «суфизм». Когда она появилась в его жизни?
– Мой отец – Ключников Юрий Михайлович – известный поэт, философ, публицист, эссеист, всегда интересовался культурой Востока. Он много читал и древнекитайские источники, и индийскую литературу, его интересовали и более поздние мыслители, русские – такие как Рерих, например, которые погружались в Индию. Он тоже глубоко погружался в их философию. Но в какой-то момент его заинтересовало: а возможно ли соединить сакральные знания с высокой поэзией? Он начал искать такие вот аналоги в мировой культуре. И он нашел для себя персидских поэтов, иранских поэтов, поэтов-суфиев, которые как раз, с его точки зрения, являются вершиной мировой поэзии. Потому что это не просто талантливые люди, которые передают глубокие человеческие чувства. Это люди, которые ведут разговор с Богом! Это люди, которые ведут духовную практику, которые являются людьми особой дисциплины, может быть, даже парадоксальной дисциплины, но это те, кто владеет собой во всех смыслах, со всех точек зрения, и в том числе они владеют литературным мастерством. Они научились сжимать человеческую мысль и чувства до очень короткой, чеканной формы.
Он начал изучать суфийскую литературу – то, что переводилось у нас, стал погружаться в произведения этих поэтов. Он понял, что это, действительно, такая глыба, такая вершина, без которой русскому поэту невозможно вообще писать стихи – не зная этого, не пропустив это через себя. Ему захотелось для всех любителей поэзии, для тех, кто любит Восток, для духовных исканий, сделать вот такую книгу, перевести – он несколько лет очень упорно работал над ней. И, наконец, создал такую книгу, где пятьсот суфийских стихов, миниатюр, было переведено.
Это вольные переводы. То есть, это не буквальные переводы, а литературные, но они как бы вводят иранскую поэзию в русскую метрику. Потому что если переводить это белым стихом, можно соблюсти точность, но дух не передается. А здесь происходит парадоксальная вещь – вроде бы это и не совсем буквально точно, но зато дух как бы воскрешается в новой русской форме. Вот, собственно, так, например, Пушкин создавал свои знаменитые «Подражания Корану». Ведь это не буквальный перевод – это подражания. Причем подражания, выполненные с перевода Михаила Веревкина, который в свое время перевел Коран с французского. То есть, от подлинного Корана литературная основа была достаточно далека, но это был Пушкин, это был гениальный поэт, очень тонкий человек, который сразу проник в существо. И он придал этой сути русскую форму. Для моего отца это был такой пример подражания.
Его пленила в суфизме духовная практика, простота, красота этих мудрецов, их искренность, их независимость, очищенность их чувств, их мудрость глубокая. Поэтому он сделал такую книгу, с биографиями…
Я думаю, что определенная перекличка с Ираном в части значения поэзии в жизни страны у России, безусловно, есть. В России всегда любили поэзию, она была очень значима, также, как и в Иране. Вот моего отца всё это пленило, он такую книгу сделал. И с ней я, как издатель, выступал на Международной книжной ярмарке в Москве и даже ездил в Тегеран.
– Но прежде, чем мы перейдем к вопросу о Книжной ярмарке в Тегеране, прочитайте нам Ваше любимое стихотворение из этого сборника. Или несколько стихотворений.
– Ну, например, из Омара Хайяма:
Если нет, где ты есть, ни любви, ни вина,
Если там, где ты есть, безгреховность одна,
Убегай с этих мест, ни минуты не тратя,
Пусть хоть райская доля тебе вручена.
***
Если хочешь изведать любовную суть,
Все пожертвуй любимой – и силы, и путь,
И чины, и здоровье, и дом, и наследство,
Ну а главное – жизнь подарить не забудь.
***
Я в любви уж давно целый лес перерос.
Сколько выдержал ветров, морозов и гроз!
Дуб дает себя даже на зубья разрезать,
Чтобы гребнем коснуться любимых волос.
Или, например, стихотворение Саади:
Все люди на свете – Адамово тело,
Аллах из единого праха нас сделал.
И если твой друг или враг занемог,
Не радуйся: Он твою плоть уберег.
Когда ты не плачешь над горестным веком,
Мне трудно тебя называть человеком.
Джалаладдин Руми:
Коснувшись смерти, в небо взмою
И с тучами соединюсь.
С приходом солнечного зноя
На землю ливнями вернусь.
Где воду в темноту пролили,
На свет появятся цветы,
И запоют головки лилий
Безмолвно песни красоты.
Мой отец был потрясен, когда познакомился со стихами аятоллы Хомейни, которого мы все воспринимали как крупного политического деятеля, лидера Исламской революции, но мы не знали, что он такой тонкий поэт, который вполне вписывается вот в эту линию суфийской поэзии:
ВИНО ЛЮБВИ
Кто раз его испил, тот навсегда влюблен
В дух истины, спасен и охранен
От мира лживого, от всех его картин,
Того, как мотылька, зовет огонь один,
Заоблачный простор к себе влечет.
Такому не нужны ни деньги, ни почет,
Ни книжной мудрости стоячая вода:
Тот с этим всем простился навсегда.
Иди в кабак, лишь там рассеешь тьму,
Найдешь дорогу к Другу самому.
(Другу – с большой буквы, естественно).
СВИДЕТЕЛЬСТВО СЕРДЦА. Хомейни.
Ты позвал меня Сам, не учил, не хвалил, не корил.
Языком откровенным со странником поговорил.
Я во многие двери стучался, но были они на замке;
Отдыхаю душой только здесь, у Тебя в погребке.
Кто вино Твое пьет, погружаясь в нетрезвый кураж,
Видит трезвую жизнь как всеобщий нелепый мираж.
Беззаботно хмельные гуляки о чем-то галдят.
Им не виден твой грустный и все понимающий взгляд.
Ты один, Виночерпий, в нас видишь и правду, и ложь.
Драгоценный напиток любви одинаково всем подаешь.
Я устал, мое сердце терзает жестокая боль.
Успокоить ее мне веселой попойкой позволь.
Попойка, в данном случае, это – празднество [Божественной] любви. Вино – это вино Истины. Это всё глубокий символизм. Это совсем не вульгарное пьянство. И трактир – это место, где душа освобождается от привычного рассудка, который заставляет вот этот земной, якобы «трезвый» мир с ним отождествляться. А здесь человек разрушает, как раз, вот эти оковы и соединяется с чистой Истиной. Это помогает ему войти в состояние, которое изменено по сравнению с обычной суетой. И он приобщается вот к этой Божественной любви. То есть духом Хомейни двигала любовь. Длят нас - для меня и для отца это было открытием, потому что он казался суровым таким человеком. А на самом деле им двигала любовь, желание одухотворить человечество.
- Сергей Юрьевич, насколько я знаю, вы впервые побывали в этом году в Иране, приняв участие в Международной Тегеранской книжной ярмарке. Что вам больше всего запомнилось?
– Конечно, произвела серьезное впечатление иранская столица своей любовью к культуре, к книгам. Мы были на этой знаменитой улице, где несколько сот книжных магазинов, где выложены на книжных прилавках все эти книги, которые продают книгопродавцы. Конечно, меня восхитило, что многое из русской литературы лежит на фарси: и Толстой, и Достоевский, и Пушкин, и Чехов, и Горький. То есть, видно, что нас здесь читают, видно, что нашей литературой здесь интересуются. Даже мы ее, как иногда кажется, стали забывать, а в Иране ее изучают, и это очень вдохновляет. И, конечно, меня поразила вот эта книжная ярмарка своим размахом. Действительно, иранцы – это одна из самых читающих наций в мире. Эту ярмарку посетило, насколько я знаю, 500 тысяч человек! То есть, это гигантский книжный поток такой.
Я выступал пять раз на этой ярмарке с разными темами. Ну, я представлял, прежде всего, «Караван вечности» - книгу отца. Но я говорил об иранско-русских духовных связях, о том, какое влияние иранская поэтическая культура оказала на нашу культуру. Ну и философия, разумеется. Говорил о евразийстве, о философии евразийства, которое тоже интересно иранцам. То есть, говорил о нашей геополитической общности, о наших каких-то праисторических, протоиранских связях.
– А какие вам вопросы задавали иранские слушатели?
– Самые разные! Я выступал и в Тегеранском университете на факультете исследования цивилизаций, где аудиторию больше интересовала культурная политика России.
– На кафедре изучения России?
– Да, на этой самой кафедре. Много вопросов мне задавали. Люди спрашивали, какие поэты иранские более всего близки мне и моему отцу. Я ответил, что, наверно, - Руми, Хафиз, Саади – вот эта триада самых гениальных поэтов. Хотя по количеству гениев в поэзии я равных Ирану даже не знаю. Конечно, французская поэзия – тоже потрясающее явление. Русская поэзия. Но такой концентрации гениальных поэтов Средневековья, [как в Иране], пожалуй, больше нигде не было. Это меня потрясло. Люди живо интересуются. Люди слушают. Подходят иранские студенты, изучающие русский язык. Все хотят сфотографироваться, сделать селфи – ну, это уже всеобщее явление такое среди молодежи.
Иран своим динамизмом, своими национальными корнями, опорой на корни, конечно, произвел впечатление. Хотя чувствуется, конечно, что город все-таки 37 лет пробыл под санкциями. Это ощущается.
– А в чем конкретно это ощущается?
– Может быть, в отсутствии такой традиционной туристической инфраструктуры – скажем так, уличных кафе не так много, как например, в Стамбуле или в Каире, где больше ощущается, что эти города «заточены» на туризм. Но я думаю, что всё это дело наживное, и иранцы всё это сделают, если в этом будет необходимость. А сегодня, мне кажется, в Иран поедут многие люди. Интересен не только Тегеран, но и Шираз.
– Вы были в Ширазе?
– Нет, к сожалению, не был. А только жадно разглядывал вот эти картины [с его изображением]. Хочется побывать в этих городах, которые овеяны иранской поэзией.
– То есть, на ваш взгляд, в Иран надо ехать не для того, чтобы загорать на пляже или ходить в кафе, а за чем-то другим?
– Безусловно! Иран интересен своими историческими корнями, своей культурой, своей религией, своей литературой. И тем, как он себя позиционирует в современном мире. Это совершенно самостоятельный путь. Это гордый путь. Трудный, может быть, путь. Но это очень достойный путь, потому что тот, кто опирается на корни и, в то же время, смотрит в будущее, развивает технологии, умеет настаивать на этом, заслуживает уважения. Ведь иранцы все-таки добились права развивать свою атомную энергетику, переломили, так сказать, «мировое высокомерие», как у нас иногда называют США. И в этом сила духа этой страны. Поэтому Иран – он интересен, как такой феномен, он отличается от остального мира Ближнего Востока. Здесь ощущается, что это другая совершенно культура, культура очень глубокая, культура основательная. Иранцы – люди с достоинством таким, с неспешностью.
Иран никогда не прогибался под Запад, ну а если и был такой крен, то он был выровнен, выровнен очень твердо и решительно – даже весь мир удивился, с какой решительностью. Может быть, миру казалось, что это даже было и с перехлестом в какой-то мере. Но с другой стороны, Иран всё лучшее, что есть на Западе – связанное с технологиями – берет, это очень современное государство. Он берёт, использует и развивает. Развиваются наука и культура. Правда, может быть, пока еще какие-то там западные театры и музыканты в большом объеме в Иран не поехали, по крайней мере, я таких афиш там не видел. Но я думаю, что всё это еще предстоит, и Запад с интересом откроет Иран как некую площадку, где слушают лучшие классические произведения.
Меня впечатлило то, что иранские таксисты, водители слушают иранскую национальную музыку, а не какой-то западный рок. Хотя, с другой стороны, я слушал в том в парке, где большой новый мост, рок-концерт, и молодежь тоже слушала это. То есть, нет какого-то запрета. Есть реальная демократия. Просто сам народ расставляет свои приоритеты, делает свой выбор в пользу собственных национальных традиционных форм культуры и искусства, и это вызывает очень большое уважение.
– Спасибо большое. А вы бы хотели еще раз поехать в Иран?
– Я с огромным удовольствием поехал бы еще раз в Иран! И я попытался бы, если будет такая возможность, для следующей Международной Тегеранской книжной ярмарки пригласить каких-то своих знакомых известных писателей и поэтов. Например, тот же Юрий Поляков, известный в России писатель, в Иране пока не известен. Я думаю, что его произведения с интересом были бы там переведены. Или Геннадий Иванов, замечательный российский поэт, почитал бы там свои стихи. То есть, можно было сделать такую интересную, достаточно близкую к иранскому менталитету своеобразную «подборку» наших авторов и привезти их в Тегеран. Я думаю, иранцы откроют новые имена для себя, будут читать, и, может быть, будут издавать. Надо сближать сейчас наши древние культуры, которые разошлись ходом истории, но которые выросли из одного корня и, мне кажется, их побеги, ветви должны виться рядом друг с другом.
Дорогие радиослушатели, у нашего микрофона был Сергей Юрьевич Ключников, главный редактор издательства «Беловодье», член Союза писателей России, философ и психолог. Если у вас возникли вопросы к гостю нашей передачи или вы хотите поделиться с нами своими мыслями, смело оставляйте комментарии на нашем сайте – мы обязательно вам ответим. Напоминаю адрес нашего сайта: parstoday.com/ru
С вами была Аида Соболева. Всего вам доброго. До новых встреч!
