RSS | PDA | Архив   Пятница 29 Март 2024 | 1433 х.
 

Проводник: Сергей Маркус — Санджар Янышев

20.11.2007 17:52

С исламским культурологом Сергеем Маркусом, кавалером медали «За духовное единение» (награда Совета муфтиев России), с некоторых пор известным под именем Джаннат (в переводе с арабского — «Рай»), мы встретились в библиотеке Иранского культурного центра в Москве.

Сергей показал мне созданный им «Словарь тувинской культуры» (2006); изданный им CD с музыкой итальянского композитора, живущего в Лондоне, Роберто Дановы; а также составленный им же, Джаннатом Маркусом, выпуск культурологического альманаха «Мавлид Ан-Набий», с которого, собственно, наша беседа и началась.

1. Картина мира

С.Я.: ...Впервые вижу подобное написание арабских букв: словно некий план прямоугольного лабиринта.

С.М.: Это как раз самое архаичное написание. Изначально был квадратичный набатийский алфавит, а еще ранее финикийский — из них позже вышли шрифты таких семитских языков, как иврит и арабский — так называемый куфи (от города Куф в Ираке). Подобная — квадратичная — геометрия связана с тем, что писали в те времена острым стилом на костях животных и на камнях. И при пророке Мухаммаде еще царил куфи. Классическая же арабская графика, вся эта полетная пластика, вся эта гибкость возникли только благодаря встрече арабов с китайской культурой — на Шелковом пути. То есть благодаря технологии «кисть-тушь-перо».

    ...Единственная загадка для меня: почему арабы не растворились в китайской каллиграфии? Та к тому времени уже включала в себя множество стилей, имела не только давнюю историю, но и саморефлексию в виде высоко развитого искусствознания. Казалось бы — все уже сделано, приходи и учись! Нет, арабы создали свою, исламскую каллиграфию, не похожую на китайскую (хотя ею и спровоцированную), и в еще меньшей степени похожую на вот эту квадратичную архаику. Но современный дизайн очень любит куфический шрифт — очевидно, как предвестие конструктивизма. И мы вновь возвращаемся к подобным жестким квадратным образам. Интересно, Казимир Малевич видел этот шрифт? Он, мне кажется, был бы в диком восторге: ведь тут упрятан — в вариациях — тот самый Черный Квадрат, к которому он пришел. Уникальная картина мира: в начале было не слово, не точка, и не линия как движущаяся точка... А именно квадрат.

2. Интуиты

—  Здесь есть моя статья «Лев Толстой и ислам». Праправнук Льва Николаевича — Владимир Ильич Толстой хочет провести в Ясной Поляне семинар на поднятую в этой статье тему. А затем в 2010 году — встречу «Толстой и мировые религии».

— А что, Толстой имел к исламу... непосредственное отношение?

— Не имея исламского образования и не будучи алимом-ученым, он обладал знаниями и опытом сопереживания, уникальными для человека высшего света тогдашней европоцентричной России. В одном из писем он писал: «...Пожалуйста, смотрите на меня как на доброго магометанина, тогда все будет прекрасно». Я тут поговорил с некоторыми думающими людьми, и поступило предложение выработать фетву, то есть богословское предписание о том, кто же такой был Лев Толстой — с точки зрения ислама. Пока что рабочая модель этой фетвы такова: признать его ханифом, то есть великим учителем Единобожия, который искал, но специфически понимал и Иисуса, и Мухаммада, и других учителей.

    Толстого очень интересовало то инновационное начало, которое было свойственно раннему и срединному исламу. Позже оно загасло — когда цивилизация превратилась в царство спящих под зноем людей в чалмах. Глубокий застой, овладевший в начале XX века исламом, он ведь общеизвестен. Именно он вызывал эдакую романтически сентиментальную симпатию русских писателей... Это как раз то, чем я занимаюсь как культуролог: отношением к исламу Даниила Андреева, Бунина, Лермонтова...

— Но позвольте, все эти уважаемые авторы, включая Есенина и Ахматову, обращались прежде всего к восточной культуре — в самом широком смысле слова. Понятно, что религия (в данном случае мусульманская) — это часть огромной культуры, неотъемлемая часть того, что они видели, когда туда приезжали. Что обрушивалось на них, обволакивало (а порой и выталкивало): и эти чалмы, и эти грезы, и этот образ жизни с его особым ощущением времени, и эти бесчисленные предания...

— ...С Есениным, кстати, вообще смешно получилось. Он много лет мечтал о Персии, но мало кто помнит, что в Персию он хотел принести красный флаг коммунизма. За границу чекисты его выпускать боялись; поэтому любопытна история создания знаменитого цикла «Персидские мотивы». Есенин прибыл в командировку в Баку, ему сказали: «Завтра ты поедешь в Персию! Но, по условиям тайного пересечения границы, глаза твои будут завязаны». Ему завязали глаза, несколько часов возили вокруг Баку, привезли в какой-то окрестный аул, где в местной чайхане ему устроили Персию. Собрали каких-то дервишей, имамов, муэдзинов и гурий... Есенин был совершенно очарован и счастлив. Про коммунизм ничего сказать не успел: ему шептули, что нужно срочно возвращаться, не то граница будет перекрыта. То есть чекисты провернули блестящую операцию: они ублажили великого поэта, он написал на эту тему замечательные стихи... Но до ислама Есенин, конечно, не добрался. Самое глубокое постижение было у Лермонтова, у Пушкина, автора «Подражаний Корану», и особенно — у Бунина.

    Я не думаю, что они прорабатывали богословско-философскую сторону ислама, однако особенность поэта в том и заключается: он интуитивно схватывает вещи, которые, быть может, глубже формулировок разума.

3. Мир или Часть

—  Когда я говорю об интуитивном — неортодоксальном — постижении той или иной религии, я вспоминаю одного из моих вдохновителей, профессора Петрозаводского университета Юрия Линника. Однажды он написал венок сонетов «Кааба». При этом в Мекке он никогда не был. У него удивительная способность, как у ртути, проникать в иные эпохи и культуры. Он автор брошюры, которая называется «Мой ислам». Далее, он написал книжки: «Мой исихазм», «Моя йога», «Мой даосизм». Все это абсолютно искренне. Здесь явная отсылка к знаменитой цветаевской работе «Мой Пушкин», помните?

— Помню: поэта убили в живот, поэтому с трех лет Марина Ивановна твердо знала, что «у поэта есть живот»...

— Ну да, с интуитивного вживания, со странных обрывочных фраз, услышанных в раннем детстве. То есть это никак не филология. Тут можно говорить даже о детской глупости — с точки зрения эдакого «немецкого академизма»; но с точки зрения самой жизни — все наоборот. Я думаю, что все универсалисты (в их числе и Юрий Линник) — это люди, которые могут позволить себе не только быть «детьми» — по завету Иисуса Христа, — но и культивир­вать детскость, незамутненность восприятия.

    Человек-ребенок в исламской интерпретации — это муслим, находящийся в солям, то есть в мире и гармонии с Богом и людьми. Взрослость накладывает ограничения, происходит выстраивание партийности. Слово «партия» с латинского — «часть». То есть берется не целостная жизнь, а малая часть. И нам, людям европейской культуры (мне, в частности), приходится сегодня тратить силы на то, чтобы раскодировать свою «партийность» и вернуться в некое «муслимство».

— «Муслим» в буквальном переводе что означает?

— А вот это и означает. Вы знаете, по-арабски слово пишется — с-л-м. То есть гласных букв нет. Сочетание с-л-м содержится и в таких словах, как ислам, салям (салям алейкум: шолом алейхем — на иврите)... Таким образом ислам, салям и муслим. — это вариации на те же самые три корневые согласные. А корень означает — «мир». Но не как противоположность войне — хотя этот смысл здесь тоже присутствует, — а «мир» как «гармония». А дальше расшифровывайте как хотите: гармония с цветами, со своим здоровьем, со своим соседом, со своим прошлым, с государством, с небом, с духами и т.д.

    В Коране есть любопытное место. «Я завершил для вас религию салям», — Аллах говорит. В наших переводах это звучит: «Я завершил для вас религию ислам». На сем основании мусульмане бьют себя в грудь: «У нас самая лучшая религия, сам Всевышний нам это сказал!» Но можно прочитать арабский текст иначе: «Я завершил для вас религию мира, религию гармонии, учитесь этому». А можно сопоставить эти слова с другим тезисом Корана: «До конца времен Я не соберу вас в единую умму, вы не будете единой общиной, на это нет Моей воли; но Я хочу, чтобы вы жили каждый по своему закону и соревновались в благочестии». Здесь опять возникает та оппозиция, с которой в современном мире очень много проблем. Есть люди, которые воспринимают ислам как необходимость выстраивать всех в одну линейку — как некий солдатский халифат. Они не читали вот этих слов из Корана. Понимаете, нет воли Всевышнего на единство людей — в языках, религиях, обычаях, государственности и так далее! И все существующее разнообразие, оказывается, дано нам ради соревновательности.

4. Другой — это рай

— Сергей, когда-то вы исповедовали Православие, были учеником Александра Меня, почти три года провели в тюрьме «за религиозную пропаганду», в перестройку вели на радио православную передачу, участвовали в реставрации храмов... Неожиданно в 2000 году вы принимаете ислам...

— Не я принял ислам. Я абсолютно уверен: человек не может сам такое принять. По отношению к бытовому сознанию обывателя — да, это психический срыв, выход в некую трансценденцию. А дальше нужно анализировать — куда именно человек вышел. «По плодам узнают их». Да, произошел захват моей личности в те сферы, в которые я не собирался — и вовсе не хотел.

    Существует такая иллюзия: нация определяет религиозный путь человека. К сожалению, нынче российское чиновничество, в отсутствие национальной идеи, увлечено странными конструкциями: если ты русский — значит православный, татарин — правоверный. Это оскорбление человеческой свободы! Я, например, понял, что интегрально ислам дает фантастическую свободу человеку. Потом, изучая исламскую культуру, я вижу: в тарикате Накшбандия — суфийском ордене, который зародился у вас, в Средней Азии, — там удивительный синтез с конфуцианством, с даосизмом, с различными йогическими школами...

— Интересно, что, в отличие от России, в странах Средней Азии религиозная традиция никогда не прерывалась: обрядовая сторона этой жизни — свадьбы, похороны, Навруз, праздники инициации, молитва на кладбище или за столом — все это составляло повседневный, обыденный фон человеческого существования. Поэтому между тамошним «возрождением» и здешним — огромная разница. То явление, которое последние двадцать лет наблюдается в России, культуролог Михаил Эпштейн назвал «бедной религией». Человек чувствует в себе желание верить и приходит к тому, что Бог несомненно существует, что Он для всех един, что Он — над-конфессионален, над-религиозен, и вера в Него не имеет никакого отношения к какому бы то ни было «вероисповеданию». Это похоже на упомянутый вами «ханифизм» — с той разницей, что «бедная религия», или «просто вера», рождалась в вакууме поздней советской эпохи —- в «гулком пространстве пустыни» — с абсолютного нуля, ибо связь с традицией была утрачена.

— Думаю, что отчасти я тоже подпадаю под данное Эпштейном описание: мой папа — артиллерист, инженер легкой промышленности — до последних своих дней был атеистом и коммунистом. Он подарил мне русскую и еврейскую кровь. При этом никаких традиций он не придерживался. был классический homo soveticus. По маме я украинский поляк... Впрочем, довольно рано я осознал себя человеком, следующим не голосу какой бы то ни было крови, а голосу разума и сердца.

    Кризис наступил в 21 год: я был студентом истфака и видел кругом тотальную ложь. В качестве более-менее честных занятий я выбрал книжную культуру средневековой Ирландии, позже — Византию. Думал туда спрятаться, как прятался, скажем, Дмитрий Лихачев — в древнерусские тексты. При этом я вел такой псевдобогемный образ жизни... И вот однажды ночью я пережил страшную головную боль и думал уже об инструменте выхода из этой жизни, но почувствовал — не голос, я не визионер и ника­кими такими способностями не обладаю, — но совершенно мощную волну: «Идти против жизни ты не имеешь права»... На следующий день я пришел в свой Пединститут им. Ленина верующим человеком, таким вот «бедным верующим», по Эпштейну. Со мной был Бог, которого я не хотел называть никаким именем: ни арабским, ни индийским, ни русским...

    Потом, постепенно, моя вера приобрела уже конкретные формы — благодаря Александру Меню. Он для меня и сегодня учитель номер один. Думаю, что арест мой был напра­влен прежде всего против него; сам я вряд ли мог заинтересовать товарищей с Лубянки. Мне влепили три года (статья 190-прим), и я отправился «изучать культуру Тувы». Ну, естественно, тогда у меня было ощущение провиденциальной задачи, которую потом надо будет расшифровывать: зачем я послан в географический центр Азии? Лишь теперь, старательно изучая культуру народов Востока, я понимаю смысл этого события.

— Как вы сегодня определяете свою жизненную задачу?

— Больше всего меня интересует диалог цивилизаций. Не теософское смешение или оккультная окрошка, а именно диалог. Полагаю, что каждый должен выбрать свой стиль, какие-то конкретные технологии. Говоря одновременно на четырех языках, толку не добьешься, верно? В Коране от имени Творца говорится: «О люди! Мы создали вас от пары: мужа и жены, и создали из вас рода и народы, дабы вы познавали друг друга». Причем арабский глагол здесь многозначен: познавать=обогащать. Так же Адам «познает» Еву. А разве мужчина может насытиться этим познанием? Так и мы, разные субъекты разных культур, верований и языков... Итак, восторгаться, любить, познавать, творить.

Беседа опубликована в журнале "Ностальгия", Москва, 11 ноябрь 2007 года

(Председатель Редакционного совета - Михаил Жванецкий, Главный редактор - Ирина Хургина)

 

Вы можете поместить ссылку на этот материал в свой блог, скопировав код ниже:

Для блога/форума/сайта:

< Код для вставки

Просмотр


Прямая ссылка на материал:
<a href="http://www.islamrf.ru/news/culture/c-news/954/">ISLAMRF.RU: Проводник: Сергей Маркус — Санджар Янышев</a>