Насими — поэт невместимого

В этом году исполняется 592 года со дня трагически неизбежной казни великого поэта Азербайджана — Сейида Али Имадеддина Насими (1370–1417). Произошло это в сирийском городе Халеб (Алеппо) и неоднократно было предсказано им самим в стихах. Ведь он был последователем того самого суфия Мансура Халладжа, который еще в X веке был казнен в Багдаде. Насими повторил его формулу жизни и смерти: через мистические откровения Всеединства он шел к мученической казни от современников, причисливших его к еретикам.  

Похоронен он в Халебе в семейном пантеоне, который и ныне почитается святилищем. Побывавшим там паломникам присваивается почетное имя «насими».

Так что же это за человек, ставший классиком азербайджанской поэзии, переведенным на многие языки мира, и почему за публичное чтение его стихов и пропаганду его идей многие — уже вслед за ним — шли на мученическую смерть?

Не обольщая себя простым ответом, признаем: Насими — один из самых загадочных поэтов и его опыт, хоть его и пытаются приписать к каким-то «измам», по сути, не вмещается в формы обыденного языка, в привычную картину мира.

Для своего времени Насими был эрудитом: настолько хорошо владел языками, что в равной степени легко сочинял на азербайджанском, фарси и арабском. Что касается его азербайджанского, то следует отметить, что он очень богат и в то же время близок к народной речи, обогащен множеством пословиц, поговорок и крылатых фраз. Его рубаи близки к народным стихам-баятам. Кувшин его поэзии полон образов и имен великих поэтов и ученых Азербайджана и других стран Востока — Ибн Сины, Хагани, Низами, Фелеки, Халладжа, Фазлуллаха Наими, Шейха Махмуда Шабустари, Овхади Марагаи и многих других. Однако не забудем и о том, что окончательное формирование азербайджанского литературного языка произошло позднее, уже в XVI столетии, в правление Сефевидов и под пером гения Мухаммеда Физули. Таким образом, мышление Насими можно обозначить как трехъязычное, совмещающее логику арабских, персидских и тюркских языковых моделей мира.

Родился он в 1370 году в Ширване. Некоторые исследователи, правда, считают, что он родом из Баку, но большинство согласно, что место его рождения Шемаха — столица государства Ширваншахов. Отец поэта Сейид Мухаммед был хорошо известной в Ширване личностью. Был у него и брат, писавший стихи под псевдонимом Шах Хандан (он и похоронен в Шемахе на древнем кладбище, носящем теперь его имя). Как известно, этот город слыл одним из крупных центров культуры Ислама. Весь Восток знал его славные школы, поэтические и музыкальные меджлисы. Были там богатые общественные и частные библиотеки. А в местечке Мальгам, близ столицы, сияла Медицинская академия (Дар уш-шура), созданная дядей Хагани — выдающимся врачом Кафиаддином.

Шемаха одарила мир целой плеядой ученых и поэтов, среди которых особенно велико имя поэта Хагани. Вот в такой насыщенной ученостью и искусствами среде прошли школьные годы Насими. Здесь он смог получить образование, соответствующее вершинам того времени: прекрасно знал классическую литературу и философию Востока и Древней Греции, мусульманское и христианское богословие, медицину, астрономию и астрологию, математику и логику.

Но его время было исключительно тяжелым для Азербайджана: он подвергался нашествиям Тимура с юга и монгольского золотоордынского хана Тохтамыша с севера. Повзрослев, Насими стал самым ярким выразителем сначала едва терпимого, а потом и гонимого учения — хуруфизма, от арабского «хуруф» — буква, алфавит. Хуруфиты анализировали 28 и 32 буквы арабского и персидского алфавитов, утверждая, что без них нельзя познать ни Бога, ни человека, ни мира. «Ты — свиток истины самой», — говорили они о человеке и учили прочитывать тайны человека по его лицу. Основателем учения был крупный азербайджанский философ и поэт Фазлуллах (Фазл) Наими Тебризи. Считается, что свое учение он раскрыл в Тебризе приблизительно в 1386 году, но центром его стал Баку. Наими даже пытался привлечь на свою сторону Тимура, но его арестовали и в 1394 году казнили в крепости Алинджа-кала близ Нахчивани, где он и похоронен.

Следуя указаниям Наими, видные хуруфиты покинули родные места. Насими странствовал по Турции, Сирии, Египту и другим арабским странам. По стихам видно, что он посетил Баку, Багдад, Бурсу, Шемаху, Халеб... В Турции, в Бурсе сблизился с известным поэтом Шейхи, первым переводчиком на турецкий язык поэмы Низами «Хосров и Ширин», создателем и главой знаменитого дервишского ордена Бекташийа Гаджи Вали Бекташи. В Анатолии он завоевал большую любовь у местного населения. Во время скитаний Насими подвергался гонениям и даже тюремным заключениям, «месяцами и годами закованный в темницах», но его это не остановило. Пламенные стихи переписывали, учили наизусть, читали и распевали на базарных площадях. Согласно легенде, именно это и привело его на эшафот в Халебе, хотя есть версия, что тому виной была все-таки политика. Но в историю Востока его смерть вошла в такой форме.

Молодой хуруфит, ученик поэта, на базаре читал стихи своего учителя. Его схватили, но ради спасения учителя стихи он объявил своими — его приговорили к смертной казни через повешение. Эта весть дошла до Насими, который в то время чинил башмаки у сапожника. Поэт поспешил к месту казни и заявил о своем авторстве.

В арабской книге «Кунуз-уз-захаб» об этом сказано так: «Вероотступник Али Насими был казнен во времена Йашбека. В то время в Дар-уль-адле (Дворец правосудия) в присутствии нашего шейха ибн Хатиба ан Насири и наиба верховного кадия шейха Иззуддина Шамуддина ибн Амин-уд-Довле, верховного кадия Фатхуддина аль-Малики и верховного кадия Шихабуддина-аль-Ханбали рассматривалось дело об Али аль-Насими. Он сбил с пути истины некоторых безумцев, и они в ереси и безбожии подчинялись ему. Об этом сказал кадиям и богословам города некий ибн аль-Шангаш Алханадан. Судья ему сказал: «Если ты докажешь то, что говоришь о Насими, я не казню тебя». Насими произнес «Келме-и-шахадет» (молитва о том, что будет говорить правду), поклялся и отверг то, что говорили о нем. В это время появился шейх Шихабуддии ибн Хилал. Заняв почетное место в меджлисе, он заявил, что Насими — безбожник и должен быть казнен, даже если вздумает исповедаться, и спросил: «Почему же не казните?» Аль-Малики ответил ему: «Напишешь ли ты приговор собственноручно?» Тот ответил «Да» и написал приговор, с которым тут же ознакомил присутствующих. Но они с ним не согласились. Аль-Малики сказал: «Кадии и богословы не соглашаются с тобой. Как я могу казнить его на основании твоих слов?» Йашбек сказал: «Я его не знаю. Султан поручил мне ознакомить его с делом. Подождем, что султан прикажет». На этом меджлис разошелся, а Насими остался в темнице.

О деле его было доложено султану Муайаду: тот приказал содрать с него кожу и тело в течение семи дней выставить на всеобщее обозрение, отрубить руки и ноги и отправить Алибеку ибн Зульгадару, его брату Насреддину и Осману Гарайолуку, которых Насими также сбил с пути. Так и сделали. Этот человек был гяуром и мулхидом (богоотступником). Упаси Боже, говорят, у него есть тонкие стихи».

Стойкость и мужество Насими породили в народе множество легенд. До последнего его вздоха он не признал вины и повторял: «Аналхак!» («Я — истина»), при этом не упустил случая поиздеваться над тупоумными палачами. Один из богословов, присутствовавший на казни, воскликнул: «Этот человек хуже сатаны; проклято место, куда упадет капля его крови, то место должно быть выжжено огнем, отрублено мечом!» — и как по волшебству на его палец упала капля горячей крови поэта. Толпа, возбужденная знамением, потребовала отрубить ему палец. Тот, защищаясь, стал увиливать: «Это я сказал между прочим, об этом ничего нет в Коране». На что Насими ответил двустишием, ставшим впоследствии пословицей:

Если отрубить хоть один палец захиду — он отвернется от Бога.
Взирай на несчастного ашуга: с него кожу сдирают, а он не плачет...

Согласно другой легенде, после очередного возгласа Насими «Аналхак» его спросили: «Какой же ты бог, если бледнеешь, теряя кровь?» Поэт ответил: « О невежда, ты не можешь уразуметь, что я — солнце любви на небосклоне вечности. А перед закатом солнце всегда бледнеет!»

«Тонкие стихи» Насими живы до сих пор, а имена его мучителей никому не интересны и вспоминаются лишь в связи с поэтом. Его вклад в литературу Востока и особенно Азербайджана бесспорен. Но до сих пор остается загадкой: что же двигало этими людьми — Насими и его прямым учителем Наими, его далеким вдохновителем Халладжем и их учениками? Они были блестяще образованны. Совершенно очевидно — были пламенно верующими. А то, что средневековые кадии и улемы назвали их «богоотступниками» — крайне спорно. Казнить же таких людей значит прямо нарушать заповедь Корана «нет в религии принуждения» (2:256).

Так что же им было открыто такого, что они презирали смерть? И спокойно осознавали свою невместимость в среду современников? — Быть может, состояние души, переданное в этих стихах:

Вхожу ли я в мечеть, иду ли мимо храма,
Направо я иду, налево или прямо,
Я думаю о том и убеждаюсь в том,
Что бог — любой из нас, из сыновей Адама!

 И не к нам ли обращены горькие слова Насими:

О ты, в двоичности погрязший целиком,
Поверь, что мы с тобой ни в чем не совпадаем!

Джаннат Сергей Маркус

Материал опубликован в газете «Аль-Хаят», №8 (июнь/июль 2007 г.)