Ислам в современной Европе: демография, интеграция, перспективы

27.12.2013 14:28

Проблема европейского ислама уже несколько десятилетий подробно исследуется на западе, тем не менее в научном сообществе по-прежнему не существует единого мнения о современном положении европейских мусульман и об их перспективах в этом регионе.

 

В русскоязычной литературе данной теме, при всей ее актуальности и даже стратегической важности, уделено недостаточно внимания. Наша статья призвана несколько исправить сложившуюся ситуацию. Мы хотим представить общий обзор, касающийся положения мусульман в странах «первого эшелона исламизации» внутри Евросоюза (Франция, Германия, Дания, Великобритания, Бельгия, Нидерланды, Швеция). Источниковая база нашей работы — это серия отчетов Фонда Сороса за 2008–2009 годы, посвященных 11 городам ЕС. Специфика этих отчетов заключается в том, что в них, помимо общей информации, дается как бы «взгляд изнутри» на положение мусульман. Материалы отчетов мы дополняем другими актуальными исследованиями по демографии, рынку труда, рынку жилья, сфере образования, масс-медиа и др. Все это позволяет составить общее представление о положении и перспективах мусульман в наиболее исламизированных странах ЕС. Наш основной вывод заключается в том, что положение европейских мусульман не такое безнадежное, каким его обычно представляют в отечественной литературе и отечественных СМИ. Вероятно, передовые европейские страны постепенно преодолевают этап сегрегации этнорелигиозных меньшинств и вступают в эпоху, когда меньшинства будут активно интегрироваться в социальную действительность, способствуя модификации самой этой действительности (что вытекает из логики «интеграции», как она понимается идеологами ЕС). Результатом данного процесса должно стать создание специфического «европейского ислама», который будет опираться на концепт гражданства и характеризоваться ослабленной связью с неевропейскими этнокультурными традициями.

 

Работа состоит из восьми глав. В первой главе рассматривается проект Фонда Сороса, посвященный европейским меньшинствам. Во второй главе дается обзор демографической ситуации. В третьей главе анализируется политический контекст и некоторые акты ЕС, касающиеся проблемы интеграции. В четвертой главе рассматривается положение мусульман в сфере образования. В пятой главе дается обзор ситуации на рынке труда. В шестой главе анализируются жилищные условия и общественная безопасность. В седьмой главе рассматриваются проблемы самоидентификации и социального положения. В восьмой, заключительной главе делаются выводы о современном положении европейских мусульман и обрисовываются перспективы ислама в Европе.

 

1. Введение

 

Институт «Открытое общество», также известный как «Фонд Сороса» или «Фонд Открытое Общество», — это международная благотворительная организация, основанная в 1993 году американским финансистом Джорджем Соросом. На данный момент ее филиалы распространены в 30 странах мира, в том числе в России. Концепция Фонда Сороса вдохновлена знаменитым исследованием Карла Поппера «Открытое общество и его враги». Целью Фонда является построение во всем мире либеральных демократий, в которых правительство было бы полностью подотчетным народу; такое «открытое общество» должно характеризоваться властью закона, уважением к правам человека, уважением к меньшинствам, разнообразием позиций, демократично избираемым правительством, рыночной экономикой и развитым гражданским обществом. Главная цель достигается через влияние на государственную политику, а также путем поддержки инициатив по улучшению и демократизации ситуации в отдельных областях (право, сфера образования, здравоохранение, СМИ и т. д.). Для реализации конкретных проектов и исследований выделяются большие гранты.

 

В последние годы Фонд Сороса уделяет внимание европейским проблемам. Было создано специальное исследовательское направление «Наш дом — Европа» («At Home in Europe», AHIE). Этот проект сфокусирован на положении этнорелигиозных меньшинств. Позиция его организаторов может быть охарактеризована как мультикультуралистская: по их мнению, Европа не является монокультурной и монорелигиозной областью, так что растущие этнорелигиозные меньшинства выступают важной частью европейского социокультурного дискурса. В рамках проекта проводятся «качественные и междисциплинарные исследования, в которых документируется повседневный опыт и пути, посредством которых различные группы взаимодействуют со своим городом, местными властями и широкой общественностью. Главной целью является обнаружение полезных практических моделей в европейский городах, которые касаются борьбы с дискриминацией и продвижением инициатив по вовлечению и единению. Пропагандистские инициативы, опирающиеся на солидные исследовательские открытия, направлены на формирование государственной политики по интеграции и на критику дискурса, подрывающего религиозный и этнический плюрализм Европы» ^[2].

 

В центре нашей работы находится исследование жизни мусульман в 11 крупных европейских городах, проведенное AHIE в 2008–2009 годах сотрудниками Фонда Сороса были рассмотрены следующие города: Антверпен, Амстердам, Берлин, Гамбург, Копенгаген, Лестер, Лондон, Марсель, Париж, Роттердам, Стокгольм; исследование было сфокусировано на отдельных проблематичных районах в каждом из городов. На данный момент по всем городам, кроме Стокгольма, подготовлены подробные отчеты, которые имеются в открытом доступе ^[3]. Обобщающий доклад «Мусульмане в Европе» (далее — «Отчет Фонда Сороса», или ОФС) подготовлен Туфьялом Чодхури в 2010 году [MIE 2010].

 

Следует выделить несколько важных особенностей, которыми характеризуются отчеты, выполненные командой AHIE: во?первых, исследование ориентировано не на сухую статистику, а на непосредственный повседневный опыт мусульманского и немусульманского населения, на жизненно важные вопросы, мнения, оценки и т. д., поэтому, помимо собственно статистической информации, в отчетах много внимания уделено анализу точек зрения респондентов; во?вторых, почти все рассмотренные страны — Великобритания, Бельгия, Германия, Дания, Нидерланды, Франция и Швеция — составляют первый эшелон исламизации внутри Евросоюза (см. ниже рис. 1), так что здесь мы можем наблюдать, с одной стороны, самые проблемные ситуации, а с другой стороны — вероятные модели исламизации других европейских регионов; в?третьих, исследование сфокусировано на проблемных районах внутри городов, так что здесь мы выходим на самый «фронт» европейского ислама. Все эти особенности выгодно отличают отчеты AHIE от других современных исследований по европейскому исламу ^[4].

 

 

Отчеты готовились на основе 200 детальных интервью с жителями каждого из городов (100 мусульман и 100 немусульман); таким образом, источниковая база главного отчета — это около 2200 подробных интервью по таким темам как интеграция, образование, рынок жилья, рынок труда, гражданская активность, СМИ и т. д. Также проводились интервью с представителями муниципальных властей, чиновниками, социальными служащими, членами общественных организаций и экспертами по отдельным городам. Все это позволило составить общую картину по поводу ситуации с этнорелигиозными меньшинствами в каждом из городов. Как отмечается в ОФС, «полученные результаты должны пониматься как краткая характеристика того разброса мнений, который мы встречаем среди простых мусульман и немусульман» [MIE 2010: 35]. Состав фокус-группы представлен в табл. 1.

 

 

Выводы об идентичности в ОФС опираются на мнение самого респондента, что избавляет от многих проблем, связанных с религиозной идентификацией. Известно, что процесс выделения мусульман как религиозной группы обладает спецификой. Как правило, в европейских исследования и официальных переписях религиозная принадлежность не рассматривается в качестве самостоятельной категории, а выводы о числе мусульман и их позиции делаются на основе этнической принадлежности. Действует предположение о том, что представитель этнического меньшинства, традиционно являющегося исламским, также, скорее всего, придерживается ислама. В большинстве случаев эта модель работает хорошо, но все-таки она приводит к статистическим погрешностям. Именно так обстоит дело с некоторыми исследованиями, на которые мы ссылаемся в дальнейшем. Мы будем исходить из того, что статистические погрешности действительно существуют, но они не влияют на формирование общей картины.

 

Стоит также отметить, что в дальнейшем мы будем использовать слово «иммигрант» в специфическом смысле, имея в виду (исключая специально оговоренные случаи) «мусульманского иммигранта», «представителя этнического меньшинства, традиционно являющегося исламским», а также «ребенка иммигранта». Это связано, во?первых, с тем, что нас не интересуют немусульманские иммигранты (например, русские в Германии или сикхи в Великобритании), а во?вторых, с тем, что проблемное мусульманское население является крайне неоднородным, и оно не покрывается понятием «мусульманские иммигранты». Упрощенные схемы получения гражданства ЕС привели к тому, что многие мусульманские дети получают гражданство при рождении, но оттого они не перестают быть проблемной группой, требующей интеграции. Этот момент учитывается в последних актах ЕС, где под «иммигрантами» часто понимается также второе и третье поколение иммигрантов.

 

2. Демография

 

2.0. Мусульманское население Европы является одной из наиболее спорных и обсуждаемых проблем в демографии. На данный момент не существует консенсуса по поводу численности мусульман в Европе ^[5]. Цифры, представленные исследовательскими группами, зачастую значительно разнятся. Это связано с тем, что исследователи по-разному определяют границы «Европы», опираются на разные статистические подсчеты и результаты опросов в отдельных странах. Неоднозначность результатов связана также с тем, что в подавляющем большинстве стран категория «религии» не включена в перепись, и поэтому отсутствуют надежные источники информации. Наличие нелегальной иммиграции, масштабы которой не всегда легко оценить, также осложняет проблему. Все это дополняется неизбежной приблизительностью прогнозов и проекций на будущее. Но, несмотря на имеющиеся сложности, серьезные исследования позволяют составить общую картину и спрогнозировать наиболее вероятное развитие ситуации; они позволяют отбросить крайние проекции, которые либо принижают число мусульман, либо (что встречается чаще) драматизируют ситуацию и пророчат создание общеевропейского халифата в ближайшие десятилетия.

 

2.1. Демография не стала предметом специального рассмотрения в рамках ОФС. Для краткого обзора демографической проблематики мы обратимся к материалам Исследовательского центра «Пью» [Pew 2011: 121–136]. На данный момент отчет центра «Пью» является одним из самых детальных источников по проблеме мусульманской демографии в мире. Он интересен прежде всего тем, что в нем дается динамика роста мусульманского населения и проекция до 2030 года. Этот отчет характеризуется умеренными и взвешенными оценками, основанными преимущественно на официальных источниках. Иногда, правда, умеренность приводит к некоторому занижению показателей ^[6], но подобные недостатки неизбежны в демографических исследованиях. Стоит отметить, что приводимые материалы даются с целью введения в проблематику, и они ни в коей мере не претендуют на законченное и исчерпывающее описание ситуации.

 

Число мусульман по отдельным европейским странам, их доля от общего населения на 2010 год, материалы за 1990 год и проекция на 2030 год даны в диагр. 1 и табл. 2. На рис. 1 представлено географическое распределение европейских мусульман. Как мы видим, мусульманское население Европы выросло за 20 лет с 29,6 млн (4,1 %) до 44,1 млн (6 %); предполагается, что к 2030 году оно составит около 58 млн человек (8 %). Несмотря на довольно высокий рост, мусульманское население Европы составит к 2030 году лишь 3 % от общемирового, что сопоставимо с современными цифрами (2,7 %). К 2030 году в 10 европейских странах доля мусульманского населения будет превышать 10 %: Косово (93,5 %), Албания (83,2 %), Босния и Герцеговина (42,7 %), Македония (40,3 %), Черногория (21,5 %), Болгария (15,7 %), Россия (14,4 %), Грузия (11,5 %), Франция (10,3 %), Бельгия (10,2 %). На данный момент в России проживает наибольшее число мусульман — около 16 млн 379 тыс.; к 2030 году Россия сохранит статус самой исламизированной европейской страны (18 млн 556 тыс.).

 

 

Другой причиной увеличения мусульманского населения является приток мигрантов из Южной Азии, Северной Африки, Турции и развивающихся стран. В Таблице 4 приведены данные о чистой иммиграции мусульман за 2010 год. Самые высокие показатели у Испании (70 тыс.), Франции (66 тыс.), Великобритании (64 тыс.) и Италии (60 тыс.). Предполагается, что к 2030 году Европа по-прежнему останется привлекательным регионом с точки зрения иммиграции, но в некоторых странах (Испания, Франция, Германия, Великобритания) показатели значительно упадут.

Важный фактор при оценке будущего мусульман в Европе — это возрастной состав населения. Материалы по возрастному составу мусульман и немусульман приведены в диаграмме 2. Если говорить в целом, то мусульманское население является более молодым. Почти 49 % мусульман — это люди моложе 30 лет; среди немусульман этот показатель равен 34 %. Предполагается, что к 2030 году превосходство мусульман по данному показателю сохранится (42 % vs. 31 %). Также считается, что мусульманское и немусульманское население значительно постареет к 2030 году: от 10,5 % к 15,9 % среди мусульман и от 23,8 % к 31 % среди немусульман.

2.2. Выводы. Материалы исследовательского центра «Пью» показывают, что мусульмане составляют около 6 % европейского населения, и в ближайшие десятилетия их число будет расти. Уровень прироста при этом будет снижаться, что связано с падением коэффициента фертильности и стабилизацией иммиграции. К 2030 году мусульмане составят примерно 8 % от общего населения Европы. Таким образом, можно говорить о том, что исламизация Европы идет умеренными темпами, и здесь не предвидится резких скачков; модель Еврабии или общеевропейского халифата представляется фантастичной и невозможной демографически (с этим согласны и аналитики Центра «Пью»). Вероятно, постепенный рост мусульманского населения будет сопровождаться более активным включением мусульман в социальную действительность, что не может не привести к трансформации самой это действительности. Об официальной стратегии такой интеграции мы и поговорим в следующем разделе.

 

3. Политический контекст интеграции

 

3.0. С тех пор как европейским политикам стало понятно, что иммигранты не собираются возвращаться на родину, что их число будет только расти и что их включение в социальную жизнь не будет происходить «естественным образом», проблема интеграции этнических меньшинств встала на повестку дня. Более или менее основательно этим вопросом начали заниматься лишь 15–20 лет назад, а общая стратегия была выработана около 10 лет назад. Для понимания того, как решается данная проблема, требуется вкратце рассмотреть политический и идеологический контекст, в рамках которого работают политики Евросоюза, а также механизмы решения вопросов, действующие на уровне ЕС.

 

3.1. Основная модель и механизмы реализации. Последним официальным актом, в котором закреплены идеологические принципы Европейского союза, является Лиссабонский договор, подписанный 19 октября 2007 года. В этом договоре уточняются базовые ценности ЕС, в частности «признание человеческого достоинства, свобода, демократия, равенство, власть закона и уважение к правам человека»; при этом подчеркивается, что права человека включают в себя «права людей, принадлежащих к меньшинствам», а деятельность ЕС должна базироваться на плюрализме, отсутствии дискриминации и толерантности. Для реализации этих общих и абстрактных принципов задействуются конкретные механизмы. В случае с этническими и религиозными меньшинствами данные механизмы должны обеспечивать интеграцию в таких областях, как образование, рынок труда, рынок жилья и др. Главная задача политических институтов ЕС — это выработка адекватной стратегии, поддержка всех инициатив по реализации стратегии на локальном уровне, а также стимулирование политической активности по тем или иным направлениям.

 

На проблемах социальной вовлеченности и интеграции этнических меньшинств сосредоточены несколько директоратов Европейской комиссии ^[7]. Проблемами занятости и дискриминации на рынке труда занимается Генеральный директорат по занятости, социальным вопросам и равным возможностям (EMPL). Межкультурным диалогом и сферой образования занимается Генеральный директорат по образованию и культуре (EAC). Вопросами здравоохранения занимается Генеральный директорат по здравоохранению и защите потребителей (SANCO). Более широкая область компетенций покрывается Генеральным директоратом по региональной политике (REGIO), который занимается благоустройством городов, рынком жилья и экологией. Важно отметить, что в работе всех директоратов акцент делается не на религиозных, а на этнических меньшинствах. Но поскольку подавляющее большинство европейских мусульман связаны с этническими меньшинствами, то они в целом попадают в сферу компетенции директоратов.

 

Помимо директоратов Европейской комиссии, интеграционные и иммиграционные стратегии разрабатывают также министерские конференции. Первая встреча министров по интеграции состоялась в 2004 году в Гронингене; на ней был принят фундаментальный документ, касающийся общих базовых принципов интеграции (см. ниже). Вторая конференция состоялась в 2007 году в Потсдаме; здесь был сделан акцент на межкультурном диалоге как инструменте интеграции. Третья конференция состоялась в 2008 году в Виши; в финальной декларации были выделены шесть приоритетных областей: продвижение фундаментальных ценностей ЕС; интеграция; доступ к рынку труда и продвижение многообразия; интеграция женщин и образование детей; использование межкультурного диалога для продвижения интеграции; развитие интеграционной политики. Наконец, четвертая конференция состоялась в 2010 году в Сарагосе; на ней была разработана последняя версия «Пособия по интеграции для политиков и исполнительной власти» [Handbook on Integration 2010].

 

3.2. Концепция интеграции. Официальный акт «Общие базовые принципы интеграции» был принят на первой министерской конференции в 2004 году. Основное внимание в нем уделено интеграции иммигрантов, то есть выходцев из тех стран, которые не являются членами ЕС. Однако, как отмечалось авторами документа, интеграционная стратегия должна также затронуть этнические и религиозные меньшинства, вне зависимости от наличия или отсутствия гражданства у их представителей. Примерно треть мусульман, проживающих в странах ЕС, не являются гражданами этих стран, поэтому интеграционные инициативы затрагивают их напрямую; в то же время большая часть оставшихся мусульман, несмотря на наличие гражданства, плохо интегрированы в социальную жизнь, и поэтому принятые инициативы затрагивают их косвенно. Для более полного понимания общеевропейской стратегии мы приводим далее наш перевод программного текста «Общие базовые принципы интеграции» (The Common Basic Principles on Integration) по изданию 2010 года [Handbook on Integration 2010: 160].

 

Общие базовые принципы интеграции.

1. Интеграция является динамическим двухсторонним процессом взаимного приспособления между всеми иммигрантами и жителями государств?участников.

2. Интеграция предполагает уважение к базовым ценностям Европейского союза.

3. Трудовая занятость является ключевым элементом интеграционного процесса, она играет центральную роль в социальной вовлеченности мусульман, является ядром того вклада, который вносят иммигранты в принимающее общество, и делает этот вклад осязаемым.

4. Базовое знание языка, истории и институтов принимающей стороны необходимо для интеграции; доступность этого базового знания для иммигрантов имеет существенное значение для успешной интеграции.

5. Успехи в образовательной сфере имеют решающее значение в подготовке иммигрантов, и в особенности их потомков, к успешному и более активному участию в жизни общества.

6. Доступ иммигрантов к институтам, а также к публичным и частным благам и сервисам, на основе равных прав с гражданами страны и без дискриминационных признаков — это база для лучшей интеграции.

7. Регулярное взаимодействие между иммигрантами и гражданами стран-участников является фундаментальным механизмом интеграции. Общие форумы, межкультурный диалог, изучение иммигрантов и культур иммигрантов, улучшение жилищных условий в городских округах укрепляют связи между иммигрантами и гражданами.

8. Практика различных культурных традиций и религий гарантируется Хартией Европейского союза по правам человека, и она должна охраняться, но при том условии, что практика не вступает в конфликт с другими неприкосновенными европейскими правами и национальным законодательством.

9. Участие иммигрантов в демократическом процессе и в оформлении интеграционной политики и интеграционных мер, особенно на местном уровне, обеспечивает их интеграцию.

10. Включение на правах мейнстрима интеграционной политики и интеграционных мер во все релевантные политические портфели и уровни государственного и общественного обеспечения является важным принципом, который следует задействовать в формировании и реализации публичной политики.

11. Разработка ясных целей, показателей и механизмов оценки необходима для приспособления политики, измерения прогресса в интеграции и более эффективного обмена информацией.

 

Можно отметить некоторые важные принципы, зафиксированные в программном документе. Самым существенным новшеством документа является специфическое понимание интеграции. Согласно широко распространенному мнению, под интеграцией иммигрантов следует понимать полноценное включение иммигрантов в жизнь данного общества, при этом акцент делается на приспособлении иммигрантов к нормам и негласным правилам данного общества. В противоположность этому, в «Общих базовых принципах» иммиграция понимается в более либеральном ключе; она трактуется как «динамический двухсторонний процесс», который предполагает «взаимное приспособление между всеми иммигрантами и жителями государств»; по сути, интеграция требует не только активности со стороны иммигрантов, но и со стороны общества. Тезис о том, что иммиграция — это двухсторонний процесс взаимного приспособления, превратился в настоящее заклинание, которое постоянно рецитируется европейскими политиками. Если ранее результатом интеграции считалась полноценная включенность иммигрантов в общество, то в новом документе менее определенным стало понимание того, к какому результату должна вести интеграция и предполагает ли она вообще достижение некоего фиксированного результата. Согласно «Общим базовым принципам», интеграция является, скорее, процессом обоюдной трансформации, чем конечным состоянием.

 

Интересно, что несмотря на столь резкий скачок в трактовке интеграции, «Общие базовые принципы» подверглись значительной критике как недостаточно либеральные и слишком требовательные к иммигрантам. Критика способствовала выработке более определенной интерпретации первого пункта, которая была зафиксирована в последующих документах. Приведем некоторые важные выдержки из них: «Интеграция является динамическим, долгосрочным и продолжающимся двухсторонним процессом взаимного приспособления, но не статичным результатом. Она требует участия не только иммигрантов и их потомков, но вообще всех жителей. Интеграционный процесс предполагает адаптацию со стороны иммигрантов (как мужчин, так и женщин), имеющих все права и возможности, в отношении новой страны их пребывания. Этот процесс также предполагает активность принимающего общества, которое должно создать условия для полного экономического, социального, культурного и политического участия иммигрантов. Соответственно, государства-участники должны поддерживать вовлеченность иммигрантов и граждан в политику интеграции и сообщать об их взаимных правах и обязанностях» [JHA 2004: 19]; «Интеграция является динамическим двухсторонним процессом, в который включены как иммигранты, так и принимающее общество, при этом обязанности распределены между обеими сторонами... Наиболее важной задачей, связанной с реализацией успешной интеграционной политики и обеспечением долгосрочного социального единства, является включение принимающих обществ в данный процесс» [Conclusions 2007]. Стоит отметить, что обилие разнообразных документов, отчетов и протоколов, разработанных институтами ЕС, способствует появлению разных трактовок данного вопроса и открывает поле для политического маневра (см. критический обзор [MIE 2010: 45–48]).

 

В программном документе сформулированы и другие важные идеи, касающиеся положения иммигрантов. Сейчас нет возможности останавливаться на них подробно, поэтому отметим лишь самые общие тенденции. Во?первых, утверждение о необходимости уважать базовые ценности Евросоюза выражено более или менее нейтральным языком; оно адресовано не только к иммигрантам, но и к гражданам государств; тем самым подчеркивается, что «базовые ценности» являются объединяющим началом, на основе которого происходит взаимное приспособление; в другом документе разъясняется, что именно имеется в виду под базовыми ценностями: «права человека, свобода слова, демократия, толерантность, равенство между мужчиной и женщиной, обязательное школьное образование» [EPIA 2008]. Во?вторых, признается необходимость дифференцированного подхода к разным группам иммигрантов, что позволяет проводить более гибкую и четко ориентированную политику. В?третьих, учитывается, что интеграционный процесс должен затрагивать не только иммигрантов в узком смысле, но и этнические меньшинства в широком смысле (в том числе тех их представителей, которые имеют гражданство данной страны).

 

Таким образом, в «Общих базовых принципах» отражена долгосрочная стратегия интеграционной политики ЕС. Как уже было сказано, данный документ критиковался по разным направлениям многими авторами; в частности отмечалась неоднозначная интерпретация «интеграции», недостаточное внимание к участию принимающих обществ, размытость понятия «ценности Евросоюза» и др. Несмотря на это, концепция «Общих базовых принципов» является несомненным продвижением в сравнении с ранними представлениями. Возможно, некоторая неоднозначность понятия «интеграции» является даже удачным обстоятельством, поскольку в современных переходных условиях требуется тонкое политическое лавирование между заданной моделью интеграции и неподготовленностью европейского большинства к восприятию элементов чуждой культуры (о чем свидетельствуют материалы опросов). Европейские политики могут апеллировать, в зависимости от обстоятельств, к одной из двух версий «интеграции» — к «сильной версии», предполагающей приспособление и культурную трансформацию принимающего общества, или к «слабой версии», говорящей только о создании условий для включения иммигрантов в существующую социальную модель. Подобная концептуальная гибкость — это то, в чем сейчас нуждается европейская интеграционная политика.

 

Для поддержки проекта интеграции были предприняты многочисленные инициативы. Одно из приоритетных направлений — сбор и обмен информацией, которая необходима для создания адекватного представления о ситуации. С 2004 года выпускаются подробные справочники по интеграции, содержащие релевантные материалы и рекомендации для чиновников всех уровней.

Первый том вышел в 2004 году, второй — в 2007 году, третий том — в 2010 году ^[8]. С 2003 года также установлены Национальные контактные группы (NCPs) по интеграции; они способствуют обмену информацией и практиками между отдельными государствами-участниками. Для более свободного обмена опытом создан специальный веб-сайт ^[9]. Наряду с ним был запущен также форум по европейской интеграции, перед которым поставлены самые широкие задачи. Наконец, финансовая поддержка проекта обеспечивается Фондом европейской интеграции (EIF) и Фондом по поддержке беженцев (ERF). Деятельность Фонда европейской интеграции сосредоточена на создании подходящих условий для иммигрантов; поддержку от Фонда получают только зарегистрированные иммигранты. Общий объем средств за 2007–2013 годы составил 825 млн евро. Из них 768 млн евро распределены между государствами-участниками в соответствии с числом зарегистрированных иммигрантов. Оставшиеся 57 млн евро направлены на реализацию конкретных программ. Среди приоритетных направлений за 2009 год отмечены следующие: сбор информации о настроениях в обществе и среди иммигрантов, развитие более обстоятельного понимания интеграционных процессов; принятие интеграционных мер, нацеленных на молодежь и специфические гендерные проблемы; стимулирование активности гражданских организаций и местных властей для формирования стратегий интеграции. Помимо этих базовых задач, Фонд также финансирует проекты по самым широким областям, связанным с проблемами иммигрантов.

 

3.3. Локальные стратегии. Помимо общей интеграционной стратегии, на уровне ЕС существуют также локальные стратегии, затрагивающие такие области как образование, рынок труда, социальное обеспечение, межкультурный диалог и др. Для лучшего понимания политического контекста вкратце обрисуем эти стратегии.

 

Рынком труда и проблемами социальной вовлеченности занимается Генеральный директорат по занятости, социальным вопросам и равным возможностям (EMPL). Мусульмане не рассматриваются здесь как отдельная целевая группа; запросы мусульман решаются в рамках работы с этническими меньшинствами и иммигрантами. Последние признаются потенциально уязвимой группой, требующей особой поддержки. Официальная стратегия включает следующие положения: «Необходимо значительно сократить разрывы в уровнях занятости между людьми из разных социальных групп, включая различия между иммигрантами и гражданами ЕС... Борьба с дискриминацией и интеграция иммигрантов и меньшинств имеют особую важность» [Decision 2005]. Обновленная социальная программа предполагает выделение 1,2 млрд евро для поддержки иммигрантов на рынке труда в период 2007–2013 годы [Agenda 2008: 17]. В рамках некоторых других программ также затрагивается проблема занятости и социальной вовлеченности. Таким образом, по этому направлению ведется активная работа.

 

Сфера образования находится преимущественно в компетенции отдельных стран ЕС. На уровне ЕС проблемами образования занимается Генеральный директорат по образованию и культуре (EAC), но его функции являются ограниченными. Общеевропейская стратегия по вопросу образования была выработана в 2009 году, и ее главная цель заключается в «продвижении равенства, социального единства и активной гражданской позиции». Для реализации этой цели «система образования должна гарантировать, что все ученики — включая выходцев из уязвимых групп, особо нуждающихся и мигрантов — смогут закончить свое обучение, и при этом получить доступ к более продвинутому уровню и, там где это нужно, к индивидуальной работе... Образование должно продвигать межкультурные компетенции, демократические ценности и уважение к базовым правам и окружению; оно также должно бороться со всеми формами дискриминации, предоставляя всем молодым людям знания о том, как успешно взаимодействовать с их одноклассниками из различных этнических групп» [ET 2009]. Для реализации этих целей, в частности для стимулирования уровня образованности среди молодых и взрослых иммигрантов, используются ресурсы Европейского социального фонда (ESF).

 

Генеральный директорат по образованию и культуре занимается также вопросами межкультурного диалога. Эта новая область активности ЕС сформировалась в 2008 году, который был назван «Годом межкультурного диалога». В этом же году была намечена стратегия по межкультурному диалогу, цель которой заключается в «поддержании уважения к культурному многообразию и работе со сложной действительностью наших обществ, предполагающих сосуществование различных культурных идентичностей и верований»; при этом «необходимо подчеркнуть вклад различных культур в наследие и образ жизни государств?участников и осознать, что культура и межкультурный диалог представляют решающее значение для понимания того, как жить вместе в гармонии» [Decision 2008]. Аналогичные положения были включены в культурную программу Евросоюза на 2007–2013 годы, озаглавленную как «Пересекая границы — соединяя культуры». Целью программы является «внесение вклада в становление европейского гражданства через продвижение культурной кооперации в Европе и выдвижение общеевропейской культурной арены, где заметно наследие и богатое культурное разнообразие».

 

К представленным стратегиям и программам можно также добавить такие направления работы ЕС, как борьба с дискриминацией, улучшение условий жилья, борьба с терроризмом. В этих направлениях также доминируют стратегии, ориентированные на помощь иммигрантам и этническим меньшинствам и на их активную интеграцию. Все это формирует общую парадигму, в которой работают институты ЕС. Для понимания реалий и перспектив интеграции необходимо учитывать идеологическую специфику этой парадигмы.

 

4. Образование

 

4.0. В документе «Общие базовые принципы интеграции» подчеркивается важность образования для интеграции. Образование предоставляет навыки и квалификацию, необходимые для успешной деятельности на рынке труда, и оно является ключевым фактором социальной мобильности. Образование также играет важную роль как форма социализации молодого населения, усваивающего в школе негласные правила и ценности данного общества. Следовательно, имеется необходимость в том, чтобы образовательные учреждения отвечали запросам мусульманского населения и были способны направить процесс социализации в нужное русло. Наконец, образовательные учреждения де факто связаны с интеграцией, поскольку в них происходит взаимодействие учеников, родителей и учителей, имеющих различное этническое происхождение. Все эти аспекты обуславливают повышенное внимание со стороны Фонда Сороса, а также других общественных организаций, к проблемам мусульманского населения в сфере образования.

 

В рамках ОФС были собраны многочисленные материалы, касающиеся дошкольного образования, уровня языковой компетенции, сегрегации, дискриминации, места религиозных ценностей, позиции учителей и родителей и т. д. [MIE 2010: 92–108] Собранные материалы редко напрямую отражают религиозную идентичность учеников и студентов. Чаще всего в статистике используются такие категории, как «национальность», «этничность», «происхождение» и «родной язык», что более или менее облегчает идентификацию учеников по этническому и религиозному признаку. Производилась работа по улучшению методов сбора информации. Например, в Лестере использовалась база данных «Датанет», которая включает информацию о дискриминации по гендерному, этническому и другим признакам ^[10]. Подобные базы существуют также для некоторых французских и нидерландских городов. Стоит отметить, что наличие подробной статистической информации является показателем осведомленности о ситуации и залогом окончательного решения мигрантского вопроса.

 

4.1. Общие тенденции. Если в наиболее общем виде охарактеризовать уровень образования среди иммигрантов и детей иммигрантов, то можно сказать, что он значительно ниже, чем у представителей доминирующего этноса. Имеет место чрезмерная представленность иммигрантов на низших уровнях образования, и в то же время они недостаточно представлены в сфере высшего образования. Среди детей, покинувших школу до получения квалификации, доминируют иммигранты. Несмотря на эту хорошо известную ситуацию, из ОФС следует, что имеются некоторые положительные тенденции (см. ниже).

 

Существование разрыва в уровне образованности должно объясняться комплексными факторами: проблемой языковой компетенции, многочисленными формами дискриминации, предвзятостью, тенденцией к сегрегации, сложным положением родителей и т. д. При этом важно иметь в виду, что, вопреки расхожему мнению, этнические и религиозные меньшинства, как правило, имеют четкую установку на получение образования. Например, как следует из отчета Мусульманского совета Британии, мусульмане считают проблему уровня образованности наиболее важной для них; опрос показывает, что эта проблема является даже более важной, чем проблема жилищных условий. Профессор Тарик Модуд справедливо полагает, что религия играет положительную роль в поддержании образовательных устремлений молодых мусульман Британии: «Для многих молодых азиатов ислам является источником образовательного вдохновения и мотивацией самосовершенствования, он способствует дисциплинированному и ответственному образу жизни... Ислам в Британии тонко балансирует между религией гетто и религией социальной мобильности, которая, подобно „протестантской этике“, способна являться опорой решительности и дисциплины, а эти качества необходимы для того, чтобы суметь вовремя воспользоваться своим шансом» [Modood 2006: 250].

 

4.2. Дошкольное образование и языковая компетенция. В многолетнем общеевропейском исследовании интеллектуального, социального и поведенческого развития 3000 детей в возрасте от 3 до 7 лет, которое было выполнено К. Сильвой и коллегами, показано, что раннее обучение и дошкольное образование играют важную роль в процессе социализации. Авторы утверждают, что «дошкольное обучение может играть важную роль в борьбе с социальной сегрегацией и в развитии интеграции путем предоставления детям из неблагоприятных семей лучшего старта в начальной школе» [Sylva et al. 2004: 29]. Муниципальные власти и национальные правительства все больше заняты проблемой поддержки дошкольного образования; эта идея является ключевой в интеграционной стратегии нескольких городов. В Бельгии введены финансовые стимулы для детских садов, чтобы включать детей из бедных и неполноценных семей. В Гамбурге за год до принятия в школу оцениваются языковые навыки потенциального ученика, и в случае если уровень владения языком является низким, ребенку назначаются специальные лингвистические курсы. В Лестере проводится активная политика по повышению языковой компетенции детей раннего возраста и их родителей. В интеграционной политике Берлина (Integrationskonzept) также уделяется большое внимание раннему образованию, что проявляется в финансовом стимулировании детских садов.

 

Языковая компетенция является жизненно важной для достижения успеха в образовании. Политика всех исследованных городов ориентирована на обучение государственному языку. В Германии имеется национальная программа ForMig, в рамках которой осуществляется поддержка в обучении грамоте этнических меньшинств; особым успехом пользуется «Rucksackprojekt», развиваемый в Берлине. Согласно этому проекту, учителя начальных классов и воспитатели детских садов проводят инструктаж с родителями-мигрантами на их родном языке по поводу темы, которой будет посвящено следующее занятие; родители, в свою очередь, консультируют собственных детей на родном языке. Некоторые из родителей могут стать «семейными помощниками» (Elternbegleiter), проводя консультации с другими иммигрантами, а также помогая им устанавливать коммуникацию с учителями. Во Франции поддержка языка проявляется в виде вводных классов для детей с ограниченным знанием французского языка. Стоит отметить, что развитие языковой компетенции имеет важность как на ранних этапах обучения, так и на более поздних этапах. В результате исследования выяснилось, что успехи учеников в старших классах напрямую связаны с повышением языковой компетенции. Отмечается, что билингвы, усвоившие язык школьного обучения, часто превосходят по уровню образования своих сверстников монолингвов. Не случайно Министерство стандартов образования Великобритании, исследовав успехи бенгальских детей, сделало вывод о необходимости сосредоточить усилия на обучении государственному языку [ABHP 2004].

 

4.3. Сегрегация и дискриминация. В рамках ОФС показано, что по отношению к детям мигрантов имеет место феномен избирательного подхода со стороны учителей. Избирательный подход заключается в том, что уже на ранних этапах образования педагог склонен относить мигрантских детей к слабой группе учащихся и таким образом преграждать для них путь к более высоким ступеням образования; это происходит даже в случае отсутствия объективных причин, касающихся успеваемости. В Нидерландах высшее образование получают 60 % этнических голландцев и лишь 30 % мигрантов ^[11]. Исследование общеевропейской ситуации, проведенное проектом TIES (Integration of the European Second Generation) ^[12], показало, что большое число турецких и марокканских выпускников, получивших высшее образование, добились этого несмотря на провал во время школьных курсов, дающих возможность на поступление; им приходилось добиваться поступления в ВУЗ не напрямую, а через другие курсы. Тезис об избирательном подходе подкрепляется также исследованием единых средних школ в Германии и Великобритании. Единая школа (comprehensive school) — это государственная школа, в которую поступающие принимаются без отборочных экзаменов; это может быть как начальная школа, так и средняя. Общая тенденция заключается в том, что мигранты учатся в таких школах гораздо лучше и добиваются в рамках подобной системы более высоких результатов. Специально исследовавший этот вопрос Ф. Хекманн отмечает: «Можно с уверенностью заявить, что единые школы демонстрируют эффективность в повышении образовательных перспектив для мигрантских студентов, они также позволяют противостоять избирательности на раннем этапе» [Heckmann 2008: 3]. Таким образом, единые школы являются хорошим инструментом интеграции, и в ОФС показано, что в некоторых городах муниципальные власти начинают уделять этому вопросу повышенное внимание.

 

Другую проблему, выявленную в социологических исследованиях, представляет существование низкого уровня ожидания со стороны учителей по отношению к детям мигрантов. Ученики, как правило, отвечают на ожидания учителей, и очень часто специфика ожиданий обусловлена этническими и религиозными факторами. Рассмотрим некоторые примеры. Информант из Марселя сообщает: «Два года назад у меня был одноклассник. Его отец был каменщиком, и учитель знал об этом. Посмотрев на руки ребенка, учитель сказал: да, у тебя определенно руки каменщика!». В другом примере девушка хотела получить третью степень знания немецкого, но учитель посоветовал ей не беспокоится, поскольку второй степени, по его мнению, вполне достаточно для турчанки. В Германии около половины представителей фокус-группы смогли привести похожие случаи низкого ожидания. Во Франции 39 % родителей, имеющих североафриканское происхождение, считают рекомендации учителей по поводу дальнейшего образования их детей сомнительными. Скептицизм такого же рода был обнаружен и в Гамбурге. Как уже отмечалось, низкий уровень ожидания ведет к избирательному подходу, который напрямую связан с образовательными возможностями и дальнейшим положением на рынке труда. Хорошей иллюстрацией здесь является эксперимент, проведенный в Нидерландах: перед тем как ученики начали сдавать экзамены в среднюю школу, их учителей попросили подготовить рекомендации, касающиеся специфики дальнейшего образования; после сдачи экзамена оказалось, что рекомендации для представителей этнических меньшинств (в отличие от рекомендаций для голландцев) значительно занижены в сравнении с их реальными показателями на экзамене.

 

Низкий уровень ожидания, избирательность, а также объективные социально-экономические условия способствуют скоплению детей иммигрантов в ряде школ, что фактически обозначает сегрегацию этих школ. Уровень образования в таких школах, как правило, ниже, чем в обычных. Дискуссии в фокус-группах показали, что родители всерьез озабочены проблемой сегрегации в образовании: они считают, что школы с большим числом иммигрантов дают плохое образование и пользуются меньшей поддержкой со стороны властей. В ряде городов были приняты меры по борьбе с сегрегацией. В Великобритании в 2006 году был введен «Акт экспертизы образования», понуждающий руководство поддерживать тесные связи с другими школами. В Лестере для повышения уровня взаимодействия между учениками из разных этнических и религиозных сообществ были созданы специальные группы, в которых ученики могли бы встречаться и проводить время. В Антверпене был принят «Декрет о равных перспективах в образовании», который ограничил права школ по отказу детям в приеме и разрешил переводить детей в другие школы в случае, если в данной школе число представителей этнических меньшинств превышает средний показатель по городу в 10 %. Но несмотря на целый ряд мер по решению проблемы сегрегации, этот вопрос, как показывает ОФС, все еще является острым. Например, в Антверпене засвидетельствованы многочисленные случаи создания косвенных барьеров против зачисления в школу: руководство школы может запугивать родителей тем, что в школе тяжелый учебный план, который не смогут освоить их дети, что школа не проявляет должного внимания этническим и религиозным особенностям поведения, что школьная униформа является дорогой, а экскурсии затратными, и т. д.

 

Ко всем упомянутым видам притеснения добавляются примеры прямой дискриминации по религиозному признаку. В рамках ОФС показано, что уровень такой дискриминации не слишком велик: лишь 6 % опрошенных отметили, что за последние 12 месяцев они хотя бы раз подвергались религиозной дискриминации в школе. Но результаты между странами распределены неравномерно. Самая тяжелая ситуация, по-видимому, имеет место в Германии. Большинство жалоб, полученных ассоциацией по предотвращению дискриминации в Берлине (Anti Discrimination Network Berlin, ADNB), были связаны с системой образования. Почти все участники фокус-группы в Берлине подтвердили существование высокого уровня дискриминации, обусловленного высокомерием и стереотипным мышлением учителей. Один из представителей фокус-группы в Антверпене упомянул примечательный случай: его сын Усама прибежал домой в слезах; как оказалось, учитель во время урока заявил, что он чувствовал бы себя униженным, если бы имел имя «Усама»! Несмотря на то, что подобные истории нередки, авторы ОФС отмечают наличие положительных тенденций, свидетельствующих об уменьшении уровня дискриминации. В целом к дискриминации склонны взрослые и консервативные учителя, которые не успевают за быстро меняющимся мультикультурным обществом. Молодые участники фокус-групп, недавно закончившие школы, высказывали в целом более позитивную характеристику ситуации. Отчасти, возможно, это также связано с введением в ряде городов специальных мер, в том числе тренингов для учителей, по предотвращению дискриминации.

 

4.4. Отношение к идентичности. Степень уважения со стороны школы к самоидентификации человека и ценностям его социальной группы напрямую влияет на образовательный процесс. Во всех исследованных городах ведется работа по развитию терпимости к культурному бэкграунду учеников и студентов, являющихся представителями этнических меньшинств. В табл. 5 даны результаты опроса, проведенного сотрудниками Фонда Сороса. Как видно, большинство респондентов отметили, что в школах с достаточным уважением относятся к различным религиозным традициям. При этом мусульмане чаще отмечали, что делается «слишком мало», а немусульмане — что делается «слишком много». Так, например, предоставление отгулов во время исламских праздников, практикуемое в Берлине, обычно одобрялось первыми и критиковалось вторыми.

 

В некоторых городах засвидетельствовано стремление к широкому признанию исламской религиозной идентичности, а также отмечено введение просветительских материалов, касающихся ислама, в образовательную программу. В Берлине уполномоченный по интеграции потребовал широкого признания того вклада, который был внесен иммигрантами и мусульманскими сообществами в немецкую и европейскую культуру. В Лестере муниципальный совет принял активное участие в подготовке Агентством по развитию и поддержке школ (SDSA) специального образовательного материала, касающегося ислама и образа жизни мусульман. Аналогичные инициативы отмечены в Амстердаме и Антверпене. Стоит сказать, что школы по-прежнему принимают самостоятельные решения, касающиеся удовлетворения религиозных потребностей учащихся. В фокус-группах родители отмечали, что отсутствие единой политики или хотя бы минимальных стандартов, связанных с обеспечением религиозной практики, почти не оставляет им вариантов при выборе школы для своего ребенка; это, безусловно, является одним из факторов развития сегрегации.

 

Во всех городах по-прежнему дискуссионным является вопрос о ношении хиджаба ученицами и педагогами. В ОФС отмечены некоторые положительные сдвиги. Так, половина немусульманских участников фокус-группы в Берлине раскритиковали запрет на ношение хиджаба педагогами, увидев в этом проявление ксенофобии и неполиткорректности. Но в целом в обществе имеет место неодобрительное отношение к ношению платков. Большинство мусульманских респондентов Берлина утверждали, что традиции мусульман не уважают. Одна из респонденток рассказала следующую историю: «В средней школе у нас был учитель, который отличался крайней ксенофобией. Особенно плохо он относился к девочкам в платках, говоря им, что они должны одеваться как немки и адаптироваться» [Berlin 2010: 75]. В Роттердаме мать одной из школьниц рассказала следующую историю: «Моей дочери пришлось сменить четыре школы из-за того, что она носит платок. Куда бы она ни приходила, ей говорили, что это в принципе допустимо, но директор против этого» [Rotterdam 2010: 76]. Подобные истории в изобилии представлены в отчетах по отдельным городам.

 

4.5. Выводы. Образовательные успехи этнических меньшинств неоднозначны. В целом у них более низкий уровень образования, чем у представителей доминирующего этноса. Причины сложившейся ситуации многочисленны, но ключевым, по-видимому, является социально-экономический фактор. Имеются свидетельства того, что для мусульман религия играет стимулирующую роль в процессе образования. Во всех городах возрастает понимание роли дошкольного образования в дальнейшем образовательном и интеграционном процессе. Приняты меры для более широкой поддержки дошкольного образования. Также приняты меры против прямой и непрямой сегрегации детей мигрантов. Среди родителей (мусульмане и немусульмане) имеется запрос на этнически смешанные школы, которые позволили бы преодолеть притеснения и сегрегацию. Несмотря на развитие ряда инициатив, ситуация в целом остается сложной. Представители этнических меньшинств продолжают страдать от расизма и дискриминации в их многообразных формах (избирательный подход, низкий уровень ожидания, непризнание идентичности, отсутствие условий для религиозной практики и т. д.). Требуются более широкие меры в подготовке учителей, а также, возможно, унификация политических стандартов по этому вопросу.

 

5. Рынок труда

 

5.0. Занятость на рынке труда составляет ядро экономической интеграции, которая, в свою очередь, является условием социальной интеграции. В пункте 3 «Общих базовых принципов» подчеркивается эта фундаментальная роль занятости: «Трудовая занятость — это ключевой элемент интеграционного процесса». Стоит отметить, что экономическая интеграция подразумевает не только наличие возможностей для трудоустройства, но и доступность общих и наиболее распространенных видов деятельности; иначе говоря, она подразумевает отсутствие жесткой сегментации и сегрегации на рынке труда: для этнических и религиозных меньшинств должны быть доступны те же виды работ, что и для большинства граждан, разумеется, с учетом личных навыков и профессиональной квалификации. Несмотря на заявленные принципы, на европейском рынке труда, как будет показано ниже, по-прежнему встречаются многочисленные виды дискриминации по этническому и религиозному признаку.

 

5.1. Активность на рынке труда. Существуют несколько критериев для оценки степени активности на рынке труда: уровень экономической активности, уровень занятости и уровень безработицы. Как и в случае с образованием, статистические материалы по рынку труда чаще всего не учитывают религиозный признак, но берут в расчет этническую идентичность; такие материалы позволяют составить лишь общее представление о положении мусульманских меньшинств. Крупное исследование по проблеме активности этнических меньшинств проведено в 2008 году Институтом исследования труда (Institute for the Study of Labour); был собран материал по Бельгии, Дании и Великобритании. Из подготовленного отчета следует, что уровень активности на рынке труда среди мусульманских меньшинств (турки, марокканцы, иракцы, пакистанцы и бенгальцы) ниже среднего. Авторы заключают, что этнические меньшинства «характеризуются в целом значительно более высоким уровнем безработицы, низким доходом, и им тяжелее найти работу и удержаться на ней, чем доминирующему этническому большинству» [Zimmerman et al. 2008: 11]. Данные об экономической активности, уровню безработицы и средней зарплате приведены в табл. 6.

 

Уровень безработицы среди мусульман обычно существенно выше среднего по стране. Как видно из табл. 6, уровень безработицы среди турок, иракцев, боснийцев и других этнических меньшинств в 3–5 раз выше в сравнении с местным населением. В Нидерландах турки и марокканцы страдают от безработицы в 3 раза чаще, чем средний гражданин. В Бельгии уровень безработицы среди марокканцев и турок составляет 38 %, что более чем в 5 раз выше общенационального показателя. В некоторых землях Германии общий уровень безработицы среди молодых мусульман доходит до 30 %, а безработица в таких «турецких» районах Берлина, как Фридрихсхайн и Кройцберг, достигает 41 %. Также имеются свидетельства о том, что этнические меньшинства более чувствительны к экономическим кризисам. В период кризиса 2008–2009 годов нидерландские мигранты в два раза чаще коренных голландцев заключали «гибкие контракты» с работодателями, которые не гарантируют наличия рабочих часов и оплаты. В Бельгии в этот же период рост безработицы среди турок и марокканцев был в три раза выше, чем среди коренных бельгийцев. Несмотря на столь сложную ситуацию, в ОФС отмечены некоторые положительные сдвиги в этой области. Например, в Нидерландах средний уровень безработицы среди иммигрантов упал за 10 лет в два раза: в 1997 году он составлял 20 %, а в 2007–10 % (что, тем не менее, в 2,5 раза выше, чем средний показатель по стране). В Бельгии отмечен некоторый успех в преодолении длительной безработицы среди марокканцев и турок: в 2003 году она составляла 61 %, а в 2007 году — уже 46 %.

 

Другой проблемой является низкая оплата труда иммигрантов. Собранные материалы (см. также Таблицу 6) показывают, что почасовая оплата труда иммигрантов ниже, чем у большинства населения. Следствием низкой оплаты является то, что бедность распространена среди мусульман значительно больше. В Бельгии доля населения, живущего за чертой бедности, составляет среди этнических бельгийцев 10 %, в то время как среди марокканцев — 56 %, а среди турок — 59 %! В Амстердаме 32 % турецких семей и 37 % марокканских семей имели в 2006 году доход, не превышающий прожиточный минимум, в то время как среди голландцев этот показатель составил 13 %. Согласно британским отчетам, уровень бедности высок среди пакистанцев (67 %) и бенгальцев (55 %). Примечательно, что из этих отчетов также следует, что даже среди работающих семей примерно 60 % пакистанцев и 40 % бенгальцев живут в бедности, в то время как для британцев эти цифры составляют 10–15 % [Kenway, Palmer 2007]. Таким образом, безработица не выступает главной причиной бедности среди этнических меньшинств; таковой причиной является низкая оплата труда.

 

5.2. Квалификация. В качестве основной причины неблагоприятного положения этнических меньшинств обычно указывается низкий уровень образования и квалификации. Известно, что многие мусульмане приезжают в Европу для выполнения неквалифицированной или низкоквалифицированной работы. Данные из Амстердама (район Слотерваарт) свидетельствуют о том, что безработица напрямую связана с низким уровнем образования: из 1789 людей, искавших работу в 2007 году, 1181 не имели базовой квалификации; в противоположность этому, отчет за 2008 год показывает, что уровень занятости среди высококвалифицированных турок и марокканцев (80 %) близок к уровню образованных голландцев (85 %). Другой причиной безработицы, как свидетельствуют материалы из Гамбурга, являются структурные изменения на рынке труда, приведшие к уменьшению низкоквалифицированных вакансий. Несмотря на строгую корреляцию между низкой квалификацией и безработицей, в результате исследования Фонда Сороса выяснилось, что позиции низкоквалифицированных мусульман значительно хуже, чем позиции низкоквалифицированных немусульман. Таким образом, при оценке положения мусульман должны учитываться дополнительные факторы. Полученные в рамках ОФС данные по 11 городам представлены в табл. 7 (мусульмане) и табл. 8 (немусульмане).

Из сравнения двух таблиц, а также на основе остальных материалов, собранных специалистами из Фонда Сороса, можно сделать следующие важные замечания:

 

— мусульмане в три раза чаще являются безработными, чем немусульмане; среди мусульман 19.8 % безработных, в то время как среди немусульман — 6.8 %.

— 64,8 % мусульман, закончивших университет, занимают профессиональные позиции, среди немусульман эта цифра выше — 85,3 %; следовательно, немусульмане в 1,6 раз чаще занимают высокопрофессиональные позиции, при этом распределение профессий среднего и низкого уровней между мусульманами и немусульманами является примерно одинаковым.

— 55,5 % мусульманских мужчин задействованы в низкоквалифицированных областях с низкой оплатой.

— немусульмане в 2,3 раза чаще заняты в современных профессиональных областях: 22,4 % немусульман в сравнении с 9,9 % мусульман.

— из 72,1 % работающих мусульманских женщин значительная часть занята в офисной работе (21,4 %), в рутинной ручной работе и сфере обслуживания (17,8 %), современной профессиональной области (15 %), а также в полупрофессиональной работе (12 %); лишь 1,8 % являются менеджерами среднего звена и лишь 1,3 % являются главными менеджерами.

— безработных среди мусульман, рожденных в государстве ЕС, так же много, как и среди мусульман, рожденных за пределами ЕС; при этом безработных среди немусульман, рожденных в ЕС, меньше, чем среди мусульман в целом вне зависимости от места рождения.

 

При обсуждении проблемы низкого уровня квалификации мусульман в фокус-группах выяснилось, что молодые люди недостаточно хорошо владеют информацией о доступных профессиях. По мнению самих молодых мусульман, список вакансий, на которые они могли бы претендовать, является очень ограниченным. Один из участников немецкой фокус-группы следующим образом комментирует данную ситуацию: «Согласно официальным данным, в Германии имеются 455 профессий, но девушки ориентируются лишь на 5 профессий, чаще всего это медсестра, продавец или парикмахер. Для парней это число также ограничено» [Berlin 2010: 84]. Некоторыми общественными организациями в Берлине принимаются меры по борьбе с данной проблемой. В частности, такими группами, как KUMULUS, ведется просветительская работа: освещаются доступные профессии и указываются конкретные специализированные учреждения, где можно было бы получить диплом о соответствующем профессиональном образовании.

 

5.3. Дискриминация. Существуют многочисленные свидетельства того, что некоторую роль в плохом положении этнических и религиозных меньшинств на рынке труда играет дискриминация по этническому и религиозному признаку. Если в случае с иммигрантами, имеющими низкую квалификацию, этот феномен выявить сложнее, то в случае с детьми иммигрантов (второе и третье поколение), которые получили хорошее образование и квалификацию, сделать это проще. Специальное исследование, проведенное Хисом и его коллегами, показывает, что образованные дети иммигрантов, родившиеся в ЕС, значительно чаще сталкиваются с безработицей и реже претендуют на хорошие вакансии, чем коренные жители; по мнению авторов, главной причиной является этнический барьер, «в наименее благоприятном положении находятся представители второго поколения турок (Бельгия, Германия и Нидерланды), марокканцев (Бельгия, Франция и Нидерланды), пакистанцев (Великобритания) и суринамцев (Нидерланды)» [Heath et al. 2008: 218].

 

Наряду с дискриминацией по этническому признаку, отмечены также формы дискриминации по религиозному признаку. Кларк и Дринвотер обнаружили «свидетельства более низкого уровня занятости среди мусульман в сравнении с представителями других религий или вообще нерелигиозных людей» [Clarke, Drinkwater 2007: 48]. В другом исследовании отмечается, что «именно религиозность, а не этничность, связана с неблагоприятным положением на рынке труда... При рассмотрении различных религиозных групп внутри этнических меньшинств было обнаружено, что все мусульманские группы находятся в самом неблагоприятном положении с точки зрения занятости, при этом не имеет значения, к какому этническому меньшинству они относятся» [Berthoud, Blekesaune 2007: 76]. Так, например, индийские мусульмане сталкиваются с бо?льшими сложностями при трудоустройстве, чем индусы, сикхи или христиане; аналогичным образом пакистанцы и бенгальцы испытывают большие трудности, чем североафриканские христиане. Единственным правдоподобным объяснением данной ситуации является предубеждение работодателей против ислама.

 

Один из примечательных фактов заключается в том, что при рассмотрении анкеты работодатель обращает внимание на имя соискателя. Эксперименты, проводившиеся еще в 2000 году в Бельгии, Германии и Нидерландах, показали, что шанс получить положительный отзыв (при прочих равных условиях) значительно выше у соискателей с европейскими именами [Zegers de Beijl 2000]. Согласно данным из Франции, выходцы из стран Магриба имеют в 5 раз меньше шансов получить работу, чем французы. В Дании вероятность получения работы колеблется в зависимости от имени: использование турецкого, арабского или пакистанского имени в анкете может иногда способствовать понижению шансов в 32 раза. Участник фокус-группы из Лестера вспомнил ситуацию, при которой ему пришлось повторно проходить собеседование с вымышленным именем, после того, как ему отказали на первом собеседовании, где он использовал свое реальное имя. Как показывают дискуссии в фокус-группах, подобные ситуации нередки.

 

Интересна оценка уровня дискриминации на рынке труда самими этническими и религиозными меньшинствами. Сложно спрогнозировать точность подобных отчетов, поскольку респонденты могут как преувеличивать, так и недооценивать уровень дискриминации; тем не менее, это один из важных источников для оценки данного параметра. Согласно материалам ОФС из Антверпена, при поиске работы каждый десятый марокканец и турок часто испытывает дискриминацию; при этом 33 % марокканцев и 20 % турок испытывают дискриминацию «время от времени». Последняя общеевропейская информация по этой проблеме представлена Евробарометром в 2012 году: по мнению 23 % опрошенных европейцев (как мусульман, так и немусульман), демонстрация религиозной принадлежности на собеседовании существенно снижает шансы на получение работы ^[13]. Показатель немного уменьшился в сравнении с предыдущими годами. Несмотря на сравнительно небольшие показатели, стоит отметить, что данные по разным странам сильно отличаются: самый высокий процент был получен в Швеции — 61 %, далее идут Дания — 51 %, Нидерланды — 50 %, Бельгия — 48 %, Германия — 42 %, Франция — 34 % [Eurobarometer 2012]; при этом 35 % опрошенных менеджеров сказали, что у соискателя значительно снизились бы шансы на получение работы, если бы он упомянул о своей религиозной принадлежности.

 

Выявление причин дискриминации представляет сложность, что отмечено специалистами Фонда Сороса, которые, комментируя результаты собственных опросов, пишут: «При интерпретации результатов необходимо помнить, что природа дискриминации, с которой сталкиваются мусульмане, специфична; границы между такими характеристиками как этническая идентичность, религия и пол менее точны и стабильны, чем может показаться на первый взгляд. Определить главную причину дискриминации зачастую невозможно, когда человек обладает несколькими признаками, которые могут сделать его объектом дискриминации» [MIE 2010: 125]. Приведем яркое описание, которое хорошо иллюстрирует данный тезис; его сделал один из марсельских респондентов: «Я сталкивался с очень сложными ситуациями. У меня были собеседования по телефону с фирмами, и они проходили очень хорошо. Когда я приходил в офис, выражение лица их представителей менялось. Меня зовут Мусса Саид, у меня арабское имя — и это первая проблема. Я прихожу: оказывается, я черный — и это уже вторая проблема. „К тому же, он еще и мусульманин, и он живет в бедном районе. Мы больше не можем этого терпеть“, — так они рассуждают. Я встретил столько преград при поиске работы, что я пообещал себе: когда какая-нибудь организация возьмет меня, я добьюсь самых вершин в ней. Я столько натерпелся, что если будет нужно, я буду работать 65 часов вместо 35, чтобы показать себя своим коллегам. Я это сделаю!» [Marseille 2010: 128]. В наибольшей степени проблема синхронной дискриминации по нескольким признакам затрагивает мусульманских женщин, носящих хиджаб. Эта тема подробно освещена в СМИ и многочисленных исследованиях, поэтому мы не будем на ней специально останавливаться. Отметим только, что дресс-код, требующий отказа от ношения хиджаба, сейчас стал мейнстримом на европейском рынке труда, что, безусловно, оказывает влияние на уровень экономической активности мусульманских женщин.

 

5.4. Стимулирование экономической активности. Учитывая сложное положение мусульман на рынке труда, можно сказать, что они нуждаются в особой поддержке со стороны общественных организаций и муниципальных властей. Во всех исследованных городах предпринимаются меры для поднятия экономической активности этнических и религиозных меньшинств. Например, сюда входят меры по повышению доступности рабочих мест для выпускников. В Амстердаме между школами и бизнесом налажена тесная связь. В Марселе аналогичную функцию выполняет проект «Вызов молодежи». В этом городе также развивается проект «Школы, дающие второй шанс»: создаются школы, набирающие людей, которые не смогли получить диплом с первой попытки; в этой инициативе задействованы также 1700 организаций, которые берут старшеклассников к себе на стажировку. Специальные инструктора сопровождают стажеров и следят за их работой; каждый студент находится под надзором супервайзера и с каждым ведутся индивидуальные занятия. Главной задачей проекта является предоставление для иммигрантов опыта непосредственной работы. Из 1600 стажеров, закончивших обучение в период с 1998 по 2006 года, около 66 % смогли устроиться на высококвалифицированную работу.

 

Предпринимаются специальные инициативы и в отношении мусульманского сообщества. В Берлине имамы, которые играют ключевую роль в мусульманском сообществе, обучаются в организации KUMULUS, где их консультируют по поводу образования и вакансий, доступных для молодых мусульман. В Лестере сотрудники агентства Джоб Центр Плюс активно сотрудничают с мечетями и культурными центрами, предоставляя им информацию о рынке труда. Муниципальные власти, которые также могут являться работодателями, принимают активное участие в поддержке иммигрантов. В Берлине была запущена кампания «Берлин нуждается в тебе» («Berlin braucht dich»), в рамках которой привлекаются представители этнических меньшинств для выполнения административной работы; организаторы кампании тесно контактируют с религиозными лидерами, мечетями и культурными центрами. В Гамбурге запущена программа «Мы из Гамбурга! Ты с нами?» («Wir sind Hamburg — Bist Du dabei?»), задача которой заключается в привлечении на рынок труда молодых людей иммигрантского происхождения. Таким образом, можно сказать, что ведется большая работа по вовлечению представителей этнических и религиозных меньшинств, и — что самое главное — она ведется сразу по нескольким независимым направлениям.

 

5.5. Выводы. Уровень активности на рынке труда среди мусульманских меньшинств ниже среднего. Безработица в их среде в несколько раз выше, чем средняя по стране. Также имеются свидетельства, что меньшинства более чувствительны к экономическим кризисам. Еще одной проблемой является низкая оплата труда иммигрантов, именно низкая оплата труда выступает главной причиной бедности этнорелигиозных меньшинств. Мусульмане в целом отличаются низким уровнем квалификации, что обуславливает их задействованность на неквалифицированных работах. Они сталкиваются с многочисленными видам дискриминации на рынке труда: прежде всего, это дискриминация на этнической почве, но сама по себе принадлежность к исламу также значительно снижает шансы на получение работы. Мусульманские женщины страдают от распространенных дресс-кодов, что способствует снижению их экономической активности, которая и без того является низкой. Несмотря на сложную ситуацию, на всех уровнях действуют инициативы по активизации этнорелигиозных меньшинств на рынке труда и по борьбе с дискриминацией. При сравнении современного состояния с ситуацией 10?летней давности можно сказать, что эти инициативы уже дают первые плоды.

 

Продолжение следует...

 

C. Бородай
магистр филологии, младший научный сотрудник Отдела языков народов Азии и Африки
Института востоковедения РАН

Источник: Ислам в современном мире № 1-2 (29-30) 2013

 

Список литературы

ABHP 2004 — Office for Standards in Education. Achievement of Bangladeshi heritage pupils. HMI 513, London, HMSO, 2004.

Agenda 2008 — Renewed Social Agenda: Opportunities, access and solidarity in 21^st century Europe. Brussels, 2008 // http://eur-lex.europa.eu/LexUriServ/LexUriServ.do?uri=COM:2008:0412: FIN: EN: PDF

Amsterdam 2010 — Muslims in Amsterdam. At Home in Europe Project, Open Society Institute, New York—London—Budapest, 2010 // http://www.opensocietyfoundations.org/sites/default/files/a?muslims-amsterdam-report-en?20101123_0.pdf

Antwerp 2011 — Muslims in Antwerp. At Home in Europe Project, Open Society Institute, New York—London—Budapest, 2011 // http://www.opensocietyfoundations.org/sites/default/files/a?muslims-antwerp-en?20110913_0.pdf

Copenhagen 2011 — Muslims in Copenhagen. At Home in Europe Project, Open Society Institute, New York—London—Budapest, 2011 // http://www.opensocietyfoundations.org/sites/default/files/a?muslims-copenhagen-en?20110428_0.pdf

Berlin 2010 — Muslims in Berlin. At Home in Europe Project, Open Society Institute, New York—London—Budapest, 2010 // http://www.opensocietyfoundations.org/sites/default/files/a?muslims-berlin-corrected-en?20100527_1.pdf

Berthoud, Blekesaune 2007 — Berthoud R. Blekesaune M. Persistent employment disadvantage, DWP Research Report No. 416, Norwich, Department for Work and Pensions, 2007.

Bolt et al. 2008 — Bolt G., van Kempen R., van Ham M. Minority Ethnic Groups in the Dutch Housing Market: Spatial Segregation, Relocation Dynamics and Housing Policy // Urban Studies 45 (7).

Clarke, Drinkwater 2007 — Clarke K. Drinkwater S. Ethnic minorities in the Labour Market: Dynamics and Diversity. York: Joseph Rowntree Foundation, 2007.

Conclusions 2007 — Conclusions of the Council and the Representatives of the Governments of the Member States on the strengthening of integration policies in the European Union by promoting unity in diversity. 2807^th Justice and Home Affairs Council meeting, Luxembourg, 12 and 13 June 2007 // http://www.consilium.europa.eu/ueDocs/cms_Data/docs/pressData/en/jha/94643.pdf.

Decision 2005 — Council Decision of 12 July 2005 on Guidelines for the employment policies of the Member States // Official Journal of the European Union, L 205/25, 6 August 2005.

Decision 2008 — Decision No. 1983/2006/EC of the European Parliament and of the Council of 18 December 2006 concerning the European Year of Intercultural Dialogue, 2008 // http://eur-lex.europa.eu/LexUriServ/LexUriServ.do?uri=OJ: L:2006:412:0044:0050: EN: PDF

EPIA 2008 — Council of the European Union. European Pact on Immigration and Asylum, 24 September 2008 // http://register.consilium.europa.eu/pdf/en/08/st13/st13440.en08.pdf

ET 2009 — Council conclusions of 12 May 2009 on a strategic framework for European cooperation in education and training (‘ET 2020’) // http://www.consilium.europa.eu/uedocs/cms_data/docs/pressdata/en/educ/107622.pdf

Ethnic Profiling 2009 — Ethnic Profiling in the European Union: Pervasive, Ineffective, and Discriminatory. New York: Open Society Institute, 2009 // http://www.opensocietyfoundations.org/sites/default/files/profiling_20090526.pdf

Eurobarometer 2012 — Discrimination in the EU in 2012. Special Eurobarometer 393 // http://ec.europa.eu/public_opinion/archives/ebs/ebs_393_en.pdf

Givens 2005 — Givens T. Voting Radical Raight in Western Europe. Cambridge University Press, 2005.

Hamburg 2010 — Muslims in Hamburg. At Home in Europe Project, Open Society Institute, New York—London—Budapest, 2010 // http://www.opensocietyfoundations.org/sites/default/files/a?muslims-hamburg-en?20100629.pdf

Handbook on Integration 2010 — Handbook on Integration for policy-makers and practitioners. Third edition, April 2010 // http://ec.europa.eu/ewsi/UDRW/images/items/docl_12892_168517401.pdf

Heath et al. 2008 — Heath A., Rothon C., Kilpi E. The second generation in Western Europe: Education, Unemployment, and Occupational Attainent // Annual Review of Sociology 34. P. 211–235.

Heckmann 2008 — Heckmann F. Education and the Integration of Migrants Challenges for European Education Systems Arising from Immigration and Strategies for the Successful Integration of Migrant Children in European Schools and Societies. NESSE Analytical Report 1 for Directorate General Education and Culture, 2008.

JHA 2004 — Council of the European Union. Press Release. 2618^th Council Meeting. Justice and Home Affairs. Brussels, 19 November 2004 // http://www.consilium.europa.eu/uedocs/cms_data/docs/pressdata/en/jha/82745.pdf

Kaariainen 2007 — Kaariainen J. T. Trust in the Police in 16 European Countries: A Multilevel Analysis // European Journal of Criminology 4. P. 409–435.

Kenway, Palmer 2007 — Kenway P., Palmer G. Poverty among ethnic groups how and why does it differ? York: Joseph Rowntree Foundation / New Policy Institute, 2007.

Kitchen et al. 2005 — Kitchen S., Michaelson J., Wood N. Citizenship Survey: Community Cohesion Topic Report, Department of Communities and Local Government, London, 2006.

Larsson 2007 — Larsson G. Muslims in EU Cities: Preliminary Research Report and Literature Review — Sweden. Budapest: Open Society Institute, 2007.

Leicester 2010 — Muslims in Leicester. At Home in Europe Project, Open Society Institute, New York — London — Budapest, 2010 // http://www.opensocietyfoundations.org/sites/default/files/a?muslims-leicester?20110106_0.pdf

Littman 2005 — Bat Ye’or. Eurabia: The Euro-Arab Axis. Fairleigh Dickinson University Press, 2005.

London 2012 — Muslims in London. At Home in Europe Project. New York—London—Budapest: Open Society Institute, 2012 // http://www.opensocietyfoundations.org/sites/default/files/muslims-in-london?20120715.pdf

Marseille 2011 — Muslims in Marseille. At Home in Europe Project. New York—London—Budapest: Open Society Institute, 2011 // http://www.opensocietyfoundations.org/sites/default/files/a?muslims-marseille-en?20110920.pdf

MIE 2010 — Muslims in Europe: A Report in 11 EU Cities. At Home in Europe Project. New York—London—Budapest: Open Society Institute, 2010 // http://www.opensocietyfoundations.org/sites/default/files/a?muslims-europe?20110214_0.pdf

Modood 2006 — T. Modood. Ethnicity, Muslims and higher education entry in Britain // Teaching in Higher Education 11 (2), 2006.

Moore et al. 2008 — Moore K., P. Mason P., Lewis J. Images of Islam in the UK: The Representation of British Muslims in the National Print News Media 2000–2008. Cardiff School of Journalism, Media and Cultural Studies, Cardiff, 2008.

Paris 2012 — Muslims in Paris. At Home in Europe Project. New York—London—Budapest: Open Society Institute, 2012 // http://www.opensocietyfoundations.org/sites/default/files/muslims-in-paris?20120720.pdf

Pew 2011 — The Future of the Global Muslim Population. Projections for 2010–2030. Pew Research Center, Forum on Religion and Public Life, 2011 // http://www.pewforum.org/uploadedFiles/Topics/Religious_Affiliation/Muslim/FutureGlobalMuslimPopulation-WebPDF-Feb10.pdf

Poole 2009 — Poole E. Reporting Islam: Media Representations of British Muslims. London, 2009.

Profiling Minorities 2009 — Profiling Minorities. A Study of Stop-and-Search Practices in Paris. New York: Open Society Institute, 2009 // http://www.opensocietyfoundations.org/sites/default/files/search_20090630.Web.pdf

Richardson 2004 — Richardson J. (Mis)representing Islam: The racism and rhetoric of British broadsheet newspapers. John Benjamins Publishing Company, 2004.

Rotterdam 2010 — Muslims in Rotterdam. At Home in Europe Project. New York—London—Budapest: Open Society Institute, 2010 // http://www.opensocietyfoundations.org/sites/default/files/a?muslims-rotterdam-report-en?20101119.pdf

Schonwalder, Sohn 2009 — Schonwalder K., Sohn J. Immigrant Settlement Structures in Germany: General Pattern and Urban Levels of Concentration of Major Groups // Urban Studies 46 (7). P. 1439–1460.

Smets, den Uyl 2008 — Smets P., den Uyl M. The Complex Role of Ethnicity in Urban Mixing: A Study of Two Deprived Neighbourhoods in Amsterdam // Urban Studies 45 (7). P. 1439–1460.

Sylva et al. 2004 — Sylva K., Melhuish E., Sammons F., Siraj-Blatchford I., Taggart B. Effective provision of preschool education (EPPE) project: Final Report, DfES, London, 2004.

Yearbook 2009 — Nielsen J. (ed.). Yearbook of Muslims in Europe. Vol. 1. Leiden—Boston: Brill, 2009.

Yearbook 2010 — Nielsen J. (ed.). Yearbook of Muslims in Europe. Vol. 2. Leiden—Boston: Brill, 2010.

Zegers de Beijl 2000 — Zegers de Beijl R. (ed.). Documenting discrimination against migrant workers in the labour market. A comparative study of four European countries. Geneva: ILO, 2000.

Zimmerman et al. 2008 — Zimmerman K. F. et al. Study on the Social and Labour Market Integration of Ethnic Minorities, IZA Research Report. 2008. № 16 // http://www.iza.org/en/webcontent/publications/reports/report_pdfs/iza_report_16.pdf

 

---