Риза Фахретдин (1921–1936): богословие Нового времени

В этом году одной из центральных юбилейных дат для российских мусульман стало 220-летие Оренбургского Магометанского духовного собрания – органа, объединявшего всех мусульман Внутренней России и Сибири. Этому юбилею было приурочено проведение многих мероприятий по всей стране, в том числе – V Фаизхановских чтений и IV Всероссийского мусульманского форума в Нижнем Новгороде. Этому юбилею мы посвящаем и рассказ об уфимских муфтиях за период с конца XVIII до середины XX века.  

Биография Ризы казыя (1858–1936), пожалуй, является самой сложной лично для меня. Мне предстоит создать портрет человека, о котором я не только собирал сведения из различных научных источников, но и слышал от своих родственников. Из семейных рассказов встает облик вечного труженика, порядочного во всем человека, всегда стремившегося к знаниям и к просвещению людей. Фахретдин не отличался гениальным полетом мысли, как Габдуннасыр Курсави и Юсуф Акчура, не объездил весь мусульманский мир в поисках знаний, как Рашид Ибрагим и Муса Биги. Его скромное подвижничество, умение оставаться человеком в сложнейших условиях максимально проявилось в страшные годы сталинского террора, когда он чудом сумел сохранить многие памятники мысли наших предков. Фонд Духовного Собрания в уфимском архиве и собранные им метрические книги мусульманских приходов — это тот подвиг, благодаря которому почти каждый татарин и татарка могут проследить историю своего рода. Эти тома останутся вечным памятником Ризе Фахретдину.

Риза родился в семье имама в ауле Кичучатово, ныне Альметьевского района. Он был истинным исследователем и сумел воссоздать историю не только выдающихся деятелей нации, но и своего рода. Риза установил своих предков до 13-го колена. Его самые древние предки жили в Булгарском государстве.

1. Тансар.

2. Кармыш аль­Булгари бине Тансар.

3. Бахшанда (Бак шунда) бине Кармыш.

4. Кайбулла (Хабибулла) бине Бакшанда.

5 Жанкилде бине Кайбула.

6. Тумкай (Туй­Мухаммет) бине Жанкилде.

7. Ишкай (Ишмухаммет) бине Тумкай.

8. Юлдаш бине Ишкай.

9. Бикмухаммет бине Юлдаш.

10. Субханкул бине Бикмухаммет.

11. Сайфетдин бине Субханкул (1778–1861).

12. Фахретдин бине Сайфетдин (1819–1891).

13. Ризаэтдин бине Фахретдин (1859–1936).

По словам Фахретдина его прапрапрадед Юлдаш бине Ишкай родился и вырос в селе Шырданы, ныне Зеленодольского района РТ. Испугавшись насильственной христианизации, мусульмане Шырдана были вынуждены переселиться в другие места. Они достигли места слияния двух рек. Им понравились чернозем, богатство лугов ягодами, густой лес, и они осели тут, основав новую деревню. Эта деревня находилась на берегу реки Кичу. Долгие годы по имени своего основателя деревня называлась «Юлдашево». Со временем начали использовать другое название «Кичучатово’«, по месту расположения деревни. Так создавались многие аулы Закамья, куда татары переселялись, опасаясь христианизации.

Как сын имама Риза много учился. Первые уроки Ризаэтдину дала его мама — Махуба абыстай. Ему тогда было всего 5–6 лет. Осенью 1867 года Ризаэтдина вместе с его дядей Гильман­ахуном Карими отправили учиться в медресе города Чистополя к известному мударрису Закиру Камалову. Отучившись всю зиму, он весной вернулся домой. Следующей осенью ему не удалось поехать в медресе Чистополя, так как Гильман хазрат устроился имамом в деревню Миннебаево.

В 1869­1889 гг. Риза учился, затем преподавал в старометодном медресе деревни Нижние Шелчелы у мударриса Габдельфаттаха б. Габделькаюма. С 1884 г. Ф. стал читателем газеты И. Гаспринского «Тарджиман», сторонником идей джадидизма. В 1886 году Ф. съездил в Казань, где встретился с Ш. Марджани. В последние годы учебы Ф. заинтересовался творчеством улемов-реформаторов А. Курсави, Ш. Марджани, Дж. Афгани, М. Абдо.

Ф. начал свой творческий путь с несохранившегося трактата о реформе просвещения, где он призывал к образованию женщин. Ф. написал на татарском языке в рамках джадидистской реформы пять учебно-методических книг («Китабет-тафсир», «Китабель­игьтибар», «Хадиятель-ляхфан», «Ат­тахрир ель­муссаффа», «Тэрбияле бала») по арабскому языку, мусульманскому праву и этике, которые были опубликованы в 1887–1888 гг. в Казани, и сразу же привлекли внимание местного образованного общества. В 1889 г. Ф. был избран имам­хатибом и мударрисом деревни Ильбяково Бугульминского уезда.

Фахретдину рано пришлось самому стать имамом, а затем казыем Духовного Собрания, взвалить на себя огромный груз служебных дел и заботы о большой семье. Он страстно желал учиться у Марджани или просто побеседовать с ним, приехал для этого в Казань, но их знакомство так и ограничилось минутным общением на казанской улице. Фахретдин едет в Петербург только ради встречи с великим мусульманском реформатором Джамалетдином Афгани. И слышит от него: «В улучшении и очищении мусульманского шариата наш основной долг — брать пример с умма зимми (немусульманских народов), умма исламия (исламская нация) еще не готова выполнить этот долг». Фахретдин позднее с сожалением скажет, что слишком поздно понял смысл этих слов и принял их суть, призывавшую мусульман к изучению всех современных наук и систем просвещения.

Как мы говорили, Фахретдин начал свой творческий путь с несохранившегося трактата о реформе просвещения. В нем он призывал брать пример с русских и европейцев в деле образования, и особенно образования женщин. Фахретдин пишет хронику «Асар» («Следы»). В ней он создает биографии ученых булгар, кыпчаков, татар, попутно с описанием мусульманских путешественников, посетивших наши земли. Хроника содержит более 500 биографий. Она до сих пор не имеет себе равных, но ни разу не была переиздана. Эта хроника — великий гимн подвижничеству улемов, которые в течение тысячи лет не давали нашему народу превратиться в безграмотное стадо, вели его по пути знания и веры. Фахретдин писал, что народ, не имеющий улемов, обречен на гибель.

Вместе с тем Фахретдин был противником так называемого «народного ислама» с его культом святых. Он жестко критиковал языческие пережитки и выступал против поклонения святым, хранителям, а также «тау хужаларына» (хозяевам горы) и «изгелэр чиш­мэсена» (святым источникам).

Риза Фахретдин принадлежал к той группе общественных деятелей, которые критиковали Оренбургское Духовное Собрание, прежде всего за чрезмерное усердие в защите интересов государства. Фахретдин сформулировал три основные задачи, обусловившие возникновение Собрания:

1) Создать любовь к России со стороны восточного ислама;

2) Оставить без силы не имеющих официального статуса улемов, оказавшихся под скипетром России;

3) Превратить ислам на берегах Волги и Урала в официальную религию и распространить везде мектебы и медресе».

Будучи сам казыем в течение многих лет, он видел, что муфтии почти ничего не делают для просвещения народа, да и по своему статусу не имеют возможности проводить реформы для улучшения образованности мусульман.

В 1908 г., тогда уже бывший казый, Риза Фахретдин дал уничтожительную характеристику среднеазиатской схоластической школе: «У нашего народа в течение почти целого века была введена схоластика... Латиняне (римляне — А. X.) по причине схоластики вымерли. Греки погибли от схоластики».

Но где же выход из состояния прозябания мусульманского мира? Прежде всего, нужно обратить внимание на роль религии. В 1905 г. Риза Фахретдин в биографии великого улема и суфия Ибн Араби писал, что ислам должен давать ответы на все запросы современности, на все проблемы этого и загробного миров. Чуть позднее Фахретдин утверждал, что необходимо как религиозное, так и светское знание. Стоит отметить, что тюркская нация мусульман России, российское государство и исламская нация­умма для Фахретдина — три составных части некой общности.

В личности Марджани Фахретдин видит своеобразного провидца, взгляды которого актуальны и для современников, и для потомков. В попытке Марджани отменить традиции, возникшие после эпохи Мухаммада и его соратников, Фахретдин видел борьбу с деспотическими запретами, сводившими умственную деятельность мусульманина к слепому поклонению авторитетам. Однако он понимал, насколько трудно человеку освободиться от поклонения привычным кумирам. Фахретдин писал: «Самый трудный объект для изменения — это вопросы религии, вопросы, так или иначе связанные с шариатом. Один из улемов говорил: «Труднее изменить религию и привести ее к первоначальному состоянию, чем заложить основы новой религии». Поэтому преклонение перед Марджани, перед его гением, способностью открыть для нации новые возможности в современном мире, объединить племенные группы в единый народ Фахретдин пронесет через всю свою жизнь.

Синтезу религии и реалий современности Фахретдин посвятит целый ряд работ, но вершинной точкой станет фундаментальный труд «Дини вэ иджтимагый мэсъэлелэр» («Религиозные и общественные вопросы») (1914). Само название работы говорит о необходимости синтеза религиозных и светских основ для развития исламской нации. Основные тезисы работы во многом совпадают со взглядами великого муфтия Египта Мухаммада Абду, стремившемуся совместить догматику ислама с реалиями современной либеральной цивилизации. Так, в области права Шура (Совет), принимающая правовые решения и охватывавшая тогда только богословов, зачастую находящихся под жестким контролем властей (вспомним пример бухарского приговора над Курсави), превращается в орган мусульманской общины Нового времени. При этом в Шуру вместе с улемами входят главы благотворительных обществ, войсковые командиры, представители адвокатов, докторов, рабочих и т.д. Фахретдин первым в мусульманском мире предложил ввести в Шуру представителей современного индустриального пролетариата. В этом проявился его истинный гуманизм, так он отстаивал не только интересы своего класса, но и всех слоев общества. Шура должна действовать в соответствии с реалиями экономики и культуры и представлять собой союз всех классов, партий и обществ. Фактически именно эта идея легла в основу создания Миллет Меджлисе (Национального Собрания), который представлял союз всех вышеупомянутых групп национальной элиты. На принципе представительства всех партий и общественных групп в 1917 г. строились и все местные мусульманские комитеты и бюро.

Фахретдин считал, что «в парламенте и Государственном Совете (то есть в обеих палатах тогдашнего российского парламента) ... нужно выполнять решения, согласные с Кораном и Сунной». При этом «главная реформа» предстоит в сфере права. В итоге должна быть создана Конституция как «очень полезная вещь для исламского мира».

Когда ряд сегодняшних «истинных мусульман», а также «исламоведов» готов свести ислам к парандже, джихаду и газавату, чьим проявлением на настоящем этапе является терроризм, и подчинению воле правителей, не стоит ли им почитать Фахретдина, чтобы понять истинную суть ислама для татар? Татарский ислам не должен жить по бухарским или мединским традициям, он должен следовать заветам нации, рожденной в Казани, Уфе и Оренбурге.

Фахретдин утверждал, что ислам должен сохранять значение как система мировоззренческих и моральных устоев: «ислам, будучи универсальной религией, пригоден для всех времен, всех мест и государств, всех народов и наций. Если обязательно есть какая-то религия, которая пригодна для счастья в этом и том мире, для материальных и духовных достоинств, то эта религия, несомненно, религия ислама». Фахретдин отметал позитивистскую доктрину об отсталости религии по сравнению с наукой, популярную среди социалистов и младотурок. Он заявлял, что утверждение «левых», являющихся сторонниками европейского образования, о религии как причине упадка мусульманского мира глубоко ошибочно. Для него только религиозность является основой высокой морали, поэтому «то, что люди религиозны, столь же естественно, как то, что они культурны».

Фахретдин утверждал, что религия без образования столь же пагубна, сколь и образование без религии. Стоит ли приводить примеры из современности, иллюстрирующие эти тезисы?

Впрочем, Фахретдин ставит вопрос не только о моральном и правовом самосовершенствовании мусульман. Он указывает на потребность развития военной сферы, говоря, что «нам нужны... пушки Круппа, железные дороги, юнкерские училища, кадетские корпуса, военные академии, броненосцы, миноносцы».

Конечным идеалом Фахретдина является появление единого мусульманского правителя в лице халифа как главы федерации просвещенных мусульманских государств. Но подобное развитие событий для Фахретдина было делом отдаленного будущего...

Если в вопросах участия в парламенте, создания собственного парламента или съезда, провозглашения Конституции, реформы права, совмещения религиозного и светского образования Фахретдин в целом дает богословское обеспечение программе джадидов, то в вопросе военного обучения и единого халифа он им противоречит. Здесь его взгляды сближаются с позицией Рашида Ибрагима. Характерно и то, что Фахретдин создает свою работу, формально ориентируясь не на конкретные условия России, а на условия всего мусульманского мира. Риза казый принадлежал к тому поколению улемов, которые чувствовали себя своими среди любого мусульманского народа. Он также определяет «миллет» мусульман России прежде всего как часть мусульманской уммы.

Сходные идеи о единстве мусульманского мира в форме создания Шура­и­умма (Совета нации) и о появлении единого исламского лидера высказывали на рубеже 1900–1910­х гг. не только сторонники исламского единства Рашид Ибрагим и улем Зыя Камали, но и такой либерал, как Садри Максуди. Татарская элита понимала необходимость создания парламента, провозглашения Конституции по образцу европейских государств при сохранении единства исламской уммы с ее догматикой и моральными основами. Эти взгляды обозначали отход от концепции «миллета» как только коллектива единоверцев в пользу создания постоянно модернизирующейся нации европейского типа. Задача эта занимала центральное место в деятельности татарских национальных лидеров начала века вплоть до уничтожения Милли Идарэ (Национального Управления) в 1919 г. Татарским теологам, и, прежде всего, Ризе Фахретдину, принадлежала историческая задача богословского обоснования этих реформ, которая была ими блестяще выполнена.

В 1891 г. Фахретдин становится казыем Оренбургского Духовного собрания и на всю жизнь получает почетный титул Ризы казыя. 1–15 апреля 1905 г. в Уфе при Духовном собрании под председательством муфтия Мухаммедъяра Султанова прошло заседание «Улама жэмгыяте» («Общества улемов»). Основным докладчиком был казый Р. Фахретдин. Его предложения повторяли программу Марджани и сводились к созданию миллета по оттоманскому образцу. Р. Фахретдин также предложил передать казахов в компетенцию Собрания. Риза казый в те дни стремился добиться успеха официальным путем, поэтому он не принял участия в мусульманских съездах.

Уже в 1906 г., когда муфтий отказался от реформы Духовного Собрания, Фахретдин покинул Уфу ради Оренбурга. Здесь он возглавил журнал «Шура» («Совет»). Специалисты называют его первым татарским научным журналом. На самом деле его значение куда шире. «Шура» стал местом теоретических дискуссий о судьбах нации. Сторонники тюркизма и татаризма, либералы и социалисты пытались определить место мусульман России в изменяющемся мире. Кажется, нет такой сферы гуманитарных и богословских знаний, которую бы не объял этот журнал. Ученые не знают ни одного журнала наших дней, который мог бы выдержать сравнение с «Шурой».

Современники упрекали Фахретдина за то, что он отводит много места мелочам, но редактор не упускал возможности дать слово начинающим авторам. Хрестоматийной стала история, когда Фахретдин продолжал публиковать у себя в журнале серию статей Мусы Биги, посвященную Божественной милости, несмотря на протесты почти всех лидеров мусульманской России. Он был не согласен с идеями автора, но считал, что в силу своей оригинальности мышления и доказательности статьи Биги достойны опубликования.

Уже в марте 1917 г. Фахретдин мог занять место муфтия, Но он опять проявил полное отсутствие честолюбия. Только закрытие журнала «Шура» большевиками и безденежье вынудили его перебраться в Уфу и занять пост казыя, на который он был избран мусульманским съездом в мае 1917 г. Когда красные войска заняли город в 1919 г., он, в отличие от муфтия и других казыев, отказался покинуть Уфу. В 1921 г. после смерти Галимджана Баруди он возглавит ЦДУМ, а в 1923 г. на Съезде духовенства Фахретдин был избран муфтием Центрального Духовного Управления мусульман и оставался на этом посту до своей смерти в 1936 г.

Благодаря активности Фахретдина в 1923 г., окончательно восстановив свои структуры, частично распавшиеся в годы гражданской войны, Центральное Духовное Управление мусульман Внутренней России и Сибири (ЦДУМ) получает признание от центрального правительства. Помимо самого управления, являющегося единым центром утверждения кадров и руководства ими (ЦДУМ), это еще и аналитический и теоретический центр (Голямалар Шурасы), региональные контрольные учреждения (мухтасибаты), местные органы религиозного контроля над мусульманским населением (махалли), всеобщая религиозная школа (мектеб), центры подготовки и переподготовки кадров (курсы), официальный и теоретический орган (журнал «Ислам мэджэллэсе»), а также молитвенные здания, возможность участия в гражданской жизни светских лидеров приходов и светского обучения для детей духовенства. ЦДУМ сохраняет контроль над молитвенными зданиями, возможность участвовать в гражданской жизни приходов, влиять на общенациональных и местных советских лидеров. ЦДУМ сохранил до конца 1920­х гг. свои институты на всей территории татарского мира и диаспоры, единую структуру с казахским духовенством и связи с духовенством всех мусульманских регионов СССР.

В том же 1923 г. под заголовком «религиозный, моральный и философский журнал» начал выходить орган ЦДУМ — журнал «Ислам мэджэллэсе» («Исламский журнал, сборник»). Риза Фахретдин в статье «Религиозный вопрос сегодня» призывал соединить Коран и хадисы с потребностями современности и вводить изменения в жизнь, сообразуясь с Кораном и Сунной. Муфтий говорил о необходимости «кувэт тэшригия» («силы шариата»), необходимости выполнения законов шариата. Причем Фахретдин прямо ссылался на правовую концепцию Абу Ханифы и его традицию сохранения порядка и уважения к режиму. Муфтий выступил за максимальное поддержание контактов, обмен информацией и взаимопомощь между всеми органами ЦДУМ: религиозным съездом, улемами, мутаваллиями, духовными и ответственными личностями. В заключение Фахретдин призывает к организации съезда для обсуждения изменившихся реалий и принятия решений.

Риза Фахретдин, имевший многолетний опыт деятельности в качестве казыя во времена Александра III и Николая II, выработал практически оптимальную в данных условиях модель диалога с властями. Ему удалось сохранить систему начального мусульманского образования, численность мечетей, кадровый состав духовенства и структуру управления. С 1924 г. по 1926 г. в Башкирской республике даже происходит увеличение числа мусульманских религиозных групп и обществ соответственно с 643 и 417 до 717 и 473.

В связи с непрекращающимся сопротивлением режиму в Средней Азии и на Кавказе правительство нуждалось в лояльности мусульманского населения. Декретами ВЦИК РСФСР от 17 марта и 11 сентября 1923 г. было разрешено преподавание ислама молодежи. В архив Диния Назарат были переданы мусульманские метрики. ЦДУМу было передано историческое здание муфтията в Уфе. Мутаваллии получили право участия в профсоюзах и работы на госслужбе. Были сделаны уступки в обложении налогами мечетей, духовенства и облегчен доступ в школу детям духовенства. Был разрешен хадж. «Курбан­байрамы» на несколько лет стал выходным днем. При ВЦИКе РСФСР была создана комиссия по религиозному законодательству. Во время визита в Казань Фахретдин был принят председателем СНК Татреспублики. Представители правительства гарантировали соблюдение религиозного законодательства, разъяснение статуса ЦДУМ на местах. ЦДУМ должен был направлять один экземпляр своих циркуляров в СНК ТР.

Однако все попытки добиться издания учебной литературы и организовать медресе были отвергнуты властями, были закрыты и все мектебы. Выпуск журнала «Ислам мэджэллэсе», издававшегося с декабря 1924 г., был окончательно остановлен в 1928 г. Накануне сталинской «революции сверху» в конце 1920­х гг. режим ужесточал контроль. На заседаниях Политбюро ЦК ВКП (б) в апреле­мае 1928 года рассматривалась просьба Фахретдина об открытии богословской школы (медресе) в Уфе, но партийные органы сочли нецелесообразным иметь подобное духовное учебное заведение. На просьбу издать брошюру «Ислам дине» («Религия Ислама»), характеризующую не только устои религии, но и ее роль в современности, Антирелигиозная комиссия ЦК в июне 1929 г. ответила отказом. Вместо «Ислам дине» было разрешено печатание части Корана «Гафтияка» тиражом 10 000 экземпляров. Было предложено исключить из журнала «Ислам» всякие теоретические и религиозно­философские вопросы и свести содержание его и текущим делам отправления культа. Круг ограничений все больше расширялся…

Последний до уничтожения ЦДУМ Съезд мусульман республик Татарстан, Башкортостан, Казахстан, Украины, Чувашии и областей России открылся 25 октября 1926 г. На нем присутствовали 430 делегатов и гости из Узбекистана и Крыма. Во имя сохранения структур ЦДУМ съезд продемонстрировал лояльность руководству СССР и БАССР. Были посланы приветственные телеграммы председателю ЦИК СССР и РСФСР Михаилу Калинину, председателю Совнаркома СССР и РСФСР Алексею Рыкову, секретарю ЦК РКП(б) Иосифу Сталину, наркому иностранных дел СССР Георгию Чичерину, наркому по военным и морским делам СССР Клименту Ворошилову, председателю Башкирского ЦИК Мстиславу Кушаеву, а также королю Хиджаза Сауду.

В телеграмме наркому иностранных дел Чичерину говорилось: «Съезд вполне уверен: мусульманские народы поймут, что их освобождение, культурно­экономическое развитие зависят от тесного объединения мусульманского мира с пролетарским миром во главе с Советской властью». В телеграмме секретарю ЦК РКП(б) Сталину утверждалась уверенность в совместной работе граждан СССР «до победного конца по раскрепощению пролетариата и угнетенных народов. Да здравствует свободное человечество!» В телеграмме председателю ВЦИК Калинину говорилось, что за 10 лет после Октябрьской революции открылись «для мусульман... широкие перспективы, великие возможности в области самоопределения на основе национальных, бытовых и религиозных особенностей... Мусульмане Востока и СССР, в частности... не разочаровались в своих ожиданиях освобождения из тисков нравственной и физической эксплуатации империализмом». Мусульмане как бы убеждали советское руководство в плодотворности и возможности сосуществования светской и духовной властей. Ране муфтий в 1926 г. во время хаджа возглавил делегацию советских мусульман на I Всемирном мусульманcком конгрессе в Саудовской Аравии и был избран вице­президентом конгресса. Этот визит сыграл выдающуюся роль в установлении отношений между СССР и мусульманскими государствами, прерванных в 1930­е гг.

Муфтием и председателем Диния Назарат был переизбран Риза Фахретдин. На съезде он стал и первым председателем Голямалар Шурасы (Совета улемов).

По его инициативе был разослан циркуляр всему духовенству о присылке биографий. Данные должны были включать дату прихода в махаллю, сведения об образовании и преподавании, пребывание на постах, избираемых народом. Фахретдин понимал, что репрессии не за горами, но стремился, чтобы народ сохранил память о своих пастырях. Эту идею не удалось довести до конца, но Фахретдину удалось сохранить метрические книги приходов. В уфимском архиве мне рассказывали, что после ликвидации ЦДУМ в дни большого террора эти книги, как и весь архив Управления, были свалены ночью во дворе госархива, где и обнаружили их утром сотрудники.

Во второй половине 1920­х гг. усиливается давление и пропаганда, направленные против религиозных учреждений. Властям уже была нужна не лояльность, а полное подчинение, и Фахретдин с его моральным авторитетом и полувековым опытом защиты исламских ценностей стал костью в горле властей. Он умел защищать интересы верующих даже в рамках репрессивного советского законодательства и грамотно опровергал пропагандистские кампании атеистических властей. Заметим, что спустя почти сорок лет ту же тактику примет правозащитное движение. 27 апреля 1927 г. Диния Назарат приняло обращение ко всем мухтасибам, имамам и всем мусульманам. В нем опровергались обвинения в том, что обучение религии переходит в политическую деятельность, а также в том, что духовенство выступает против обучения детей наукам и ремеслам. Диния Назарат опровергал эти слухи, заявлял о поддержке им обучения в светской школе и указывал, что преподавание религии сводилось к обучению догматам ислама в соответствии с законами об отделении церкви от государства. Обращение подписали муфтий Риза Фахретдин; казыи Зыя Камали, Магди Магкули, Хусаин Байчурин, Мухлиса Буби. Никто из них не пережил годы большого террора.

Однако до рубежа 1930-х гг. ЦДУМ на территории нашей республики еще сохраняло свою структуру. К 1930 г. в Татарии религиозные мусульманские учреждения по республике представляли 26 мухтасибатов, 2 134 мечети и приходских совета при них. В среднем на одну мечеть приходилось, таким образом, 366 человек, а на каждое духовное лицо — 199 человек. Однако сталинская «революция сверху» изменила ситуацию в считанные месяцы. Муфтий Риза Фахретдин в мае 1930 г. приехал в Постоянную комиссию по вопросам культов при Президиуме ВЦИК, где рассказывал об административном закрытии мечетей, о наложении непосильного налога на духовенство, штрафах и арестах за их неуплату, о раскулачивании служителей культа, их высылке на принудительные работы, об арестах, конфискации личного имущества, об изъятии у верующих Корана и других религиозных книг. После встречи с Р. Фахретдином П. Смидович пишет председателю ВЦИК М. Калинину: «Все религиозные организации мусульман находятся накануне полнейшего разрушения и исчезновения с лица земли. Пока закрылось 87% мухтасибатов (мусульманские епископаты), из 12 000 мечетей закрыто более 10 000, от 90 до 97% мулл и муэдзинов лишены возможности отправлять культ... Положение по мусульманскому культу хуже, чем по другим культам, но, в общем, рисует характерную для всех культов картину...». Фахретдин протестовал против закрытия мечетей, арестов духовенства и уничтожения религиозных библиотек. Часть литературы ему все­таки удалось спасти в архиве Управления. В 1930 г. муфтий Фахретдин собирался подать в отставку вместе с другими членами Духовного Собрания, чтобы обратить внимание всего мира на положение ислама в СССР.

Фахретдин пытался противодействовать политике властей, направленной на недопущение воспроизводства образованного духовенства, консервацию устоев, локализацию отдельных мусульманских общин, недопущение издания богословской литературы. Результатом такой политики было снижение догматического и общекультурного уровня местного духовенства, усиление ориентации на обрядовую сторону религии, отрыв от изменений, происходящих в современном мире, вообще и в мусульманском мире, в частности. Переход на латинский шрифт должен был закрепить эту прогрессирующую отсталость татарского духовенства. Постепенное вымирание выпускников медресе, и прежде всего улемов­джадидистов неизбежно должны были привести мусульманское духовенство к роли маргинальной группы общества, не обладающей достаточными знаниями и образованием.

Риза казый скончался в своем доме в Уфе, не дожив несколько месяцев до массовых арестов руководства Духовного Управления. Существует предание, что тысячи мусульман, узнав о смерти Фахретдина, собрались тайно ночью в его родном ауле для прочтения «дженаза» (поминальной молитвы) по усопшему.

Вся жизнь Фахретдина была отдана Добру, Знанию, Свету и Вере. Риза казый вернулся к Аллаху, сотворив много добрых дел на этой земле, оказав помощь многим людям, и это зачтется ему в том мире.

Из книги А. Хабутдинова «Российские муфтии: от екатерининских орлов до ядерной эпохи (1788–1950). Изд-во НИМ «Махинур», 2006. Отв. Ред. – ректор НИИ им. Х. Фаизханова Д. Мухетдинов