Родниковый голос из детства тюрков

15.10.2007 17:03

В третий раз Москву посетила выдающаяся певица, голос которой пронзает время и возвращает нас в архаику тюркской цивилизации. Саадет Тюркёз, родовые токи которой исходят от уйгуров Синьцзяна, родилась в Турции, а живет ныне в горах Швейцарии, в Цюрихе.

Она одна из самых известных вокалисток современного направления World music. 27 сентября Саадет пела на фестивале «Длинные руки» в культурном центре ДОМ, а 28 — в Московском доме национальностей. О встрече с ее искусством — рассказ Джанната Сергея Маркуса.

Кочевник поет для Неба

    Пение Саадет — для тех, кто любит настоящее, коренное, без приправ и звуко­пищевых добавок. Поэтому ее слушатели — это или сами тюрки, все еще (несмотря на прогресс) погруженные в непрошедшее детство своих предков, или мы — этно­чудаки современной цивилизации, с ее бесконечным разнообразием, но тянущиеся к истокам. Каждый, кто внимает Саадет, — на время становится тюрком: то уйгуром, то казахом, а то и анатолийским турчанином. По сути, она — звучащая энциклопедия Тюрксой, всей тюркской ойкумены от Китая, Алтая до Европы.

— Каким ветром вас вынесло из степей Центральной Азии на самые вершины европейских гор?

— Политический прессинг китайских коммунистических властей против тюркского населения Восточного Туркестана (это теперь называется Синьцзян­Уйгурский автономный округ Китайской Народной Республики) выдавил в 1950­е годы моих родителей с земель, где исконно кочевали наши предки. Семья ушла сначала в Пакистан, а потом осела в Стамбуле в общине «казахских беженцев».

    Я выросла на берегу Мраморного моря в окружении людей, сохранявших истории, фольклор Центра Азии и, конечно же, навыки пения, включая пристрастие к импровизации.

— И вы сразу поняли, что пение — ваша судьба?

— В детстве я мечтала стать ходжой, учителем Корана. Была просто очарована великим арабским языком, а мелодически насыщенный текст Корана дал мне первую возможность «разговориться» — высвободить стихию импровизации, без тщательного самоконтроля за смыслом и правильностью… но в свободном излиянии чувств. Из глубины.

    Однако в 20 лет я покинула Стамбул, отправилась к сестре в Швейцарию. И вот там я открыла для себя потрясающий новый мир музыки: фри­джаз, импровизационность, освежающую открытость! Эти качества я соединила в параллель с моими знаниями и умениями в традиционной тюркской традиции — и так стала петь.

— И что же вы стали делать? Это уже не фольклор в чистом виде… но и не западная музыка.

— Я стала давать музыкальные представления о жизни казахов, уйгуров, тюрков вообще. Моя задача — вызвать трансформацию памяти. Стремлюсь голосом пробудить у себя и потом у слушателя картины и атмосферу той жизни, что лежит поверх всех культурных границ. Ведь память разлита везде, и в каждом мгновении она одна и та же — сама она неизменна, но вот выражать ее можно каждый раз по­разному. Индивидуальное восприятие развивает универсальное — так созидается жизнь культуры.

Новый музыкальный Интернационал

— Однако, вы философ! Как интересно все это услышать из уст творящего и поющего человека. О вас еще пишут, что ваше «знание фольклора Средней Азии, Закавказья и Турции наложилось на великолепную способность к импровизации и переводу традиционных музыкальных тем в самые разные музыкальные плоскости современности». Значит, вы не боитесь современности?

— А что же ее бояться — это ведь жизнь, дар Аллаха. Кто избегает реалий современности — неблагодарен Богу и не пользуется данными Им благодеяниями, в том числе новинками технического прогресса.

    Я выступаю в двух форматах — чисто голосом, а капелла, этнично­традиционно и с импровизацией (ибо это тоже неотъемлемо от настоящего фольклора); а также в сочетаниях — в дуэтах и трио, с малыми и большими коллективами. Как правило, это мастера фри­джаза, наиболее открытого к любой этничной сути направления джаза. С удовольствием перечислю моих замечательных партнеров, которых советую всем вам в России иметь в памяти и стремиться услышать. Позвольте назвать их по­английски, ведь у вас почти вся музыкальная молодежь уже пользуется английским, не правда ли?

    Итак, это — Martin Schuetz, Elliot Sharp, Eyvind Kang, Werner Luedi, Urs Leimgruber, Thomas Rohrer, Miya Masaoka, Norbert Moeslang, Andy Guhl, Peter Kowald, Gianni Gebbia, Ikue Mori, Carl Ruediger, Okkyung Lee, the Koch­Schuetz­Studer Trio, Pascal Schaer, Nils Wogram, Jaques Widmer, Mark Dresser, Fred Frith, the Black Sea Trio, Larry Ochs, Carl Stone, Xu Feng Shia, Peggy Lee, Mich Gerber, Peter Scharli, Fritz Hauser, Graham Haynes, Satoshi Takeishi, Alex Cline, Brent Arnold, Yagi Michiyo, Makigami Koichi.

— О, это какой­то новый музыкальный Интернационал! Тут не только европейцы, но и китайцы, японцы. Что для вас значит этот мир World music? И какова в этом бурном и пестром потоке роль тюркской нити?

— Двадцатый век подарил человечеству небывалую ранее открытость друг другу. И это замечательно. Никогда ранее в Европе или США не было столько внимания к культурам неевропейских народов. Было даже пренебрежение, этакое имперское высокомерие.

    Но течение World music через музыку открывает европейцам — азиатов, азиатам — африканцев, американцам — все иные континенты. Это самая лучшая черта глобализации. Но в действительно бурном потоке глобализации может потеряться и остаться на уровне «этнического гетто» всякая традиция, которая не пожелает творчески развиваться.

    Так и наша раскинувшаяся от Синьцзяна до Средиземного моря тюркская традиция — будет или музеем, обращенным в прошлое, или очень живым, трогающим душу делом! Я — за второй вариант.

    И еще замечание: никакая живая традиция не страшится заимствований и влияний! С детства я начала петь, усваивая традиции различных тюркских культур — уйгурской, казахской, турецкой, узбекской, азербайджанской, — но они обогащены персидским и арабским влиянием.

— Вы также не избегаете ни кино, ни театра?

— Сама пишу музыку для театральных постановок и фильмов. Сама снимаюсь в кино. Сама иду на крупнейшие фестивали джазовой и авангардной музыки в Сан­Паулу, Нью­Йорке (Knitting Factory), Цюрихе (Women in Jazz & New Jazz Festival), Сан­Франциско...

    Понимаете ли, традиционные песни — это как бы начало путешествия, в котором развивается то, к чему лежит душа, а потом душа хочет делать… новые открытия. Импровизация! Когда я импровизирую, мне кажется, что это я и одновременно не я. Так я достигаю нового уровня общения с самой собой и миром, окружающим меня.

«Дивы Евразии» в Москве

— В Москву вы приглашены Назимом Надировым в его проект «Дивы Евразии», и он называет вас «долгожданной». Концерт вы сопровождаете комментариями по­немецки, по­казахски и по­английски…

— Такие люди, как Назим, — уникальны. И своим даром чуткого слушателя, и менеджера. Он великий просветитель, открывающий россиянам огромную мировую музыку. Детство его тоже ведь прошло в близкой мне среде в Казахстане, и он очень хорошо понимает, как надо двигать в будущее архаику тюркской (и не только) глубинной музыки.

— Меня поразила сдержанная экспрессия ваших жестов, которыми вы сопровождаете пение, — нет развязности и разболтанности современных «поп­звезд», и в то же время нет застылости. Такое впечатление, что мы с вами вышли из юрты под открытое небо и вы поете ему — Небу! Недаром ведь в древних тюркских текстах равно применяли арабское слово «Аллах» и тюркское «Тэнгри — Небо — Единый Бог».

    А еще поразили тем, как, буквально оцепенев, вы сначала не пели, а музыкально пропевали… храп старого человека, который во сне начал сам себе рассказывать о прожитой жизни. Я понял, что тюркское архаическое в какой­то момент вдруг оказывается необыкновенно авангардным, даже на грани шока и эпатажа.

    И мне стало ясно, почему про ваше выступление в ДОМе так написали: «Фестиваль «Длинные руки» назван в честь Сергея Курехина и Николая Дмитриева. В этом году он состоялся уже в четвертый раз и собрал ряд интересных, необычных исполнителей из разных стран…В программе упор был сделан на музыку шумовую, электронную. Лэптоп появлялся на сцене в эти дни чаще, чем живые инструменты… Основная проблема концертного исполнения подобной музыки связана с недостатком сценичности… Среди пунктов программы, в которых компьютерное музицирование сочеталось с живым, хочется отметить импровизированный дуэт певицы Саадет Тюркёз и молодого московского композитора Антона Силаева. Уйгурка Тюркёз, используя разнообразные возможности голоса, исполняла народные песни Турции и Казахстана, а Силаев накладывал на ее пение обработанные звуки собственной трубы, скрип винилового диска и шумы из лэптопа. В финале их выступления Силаев обрушил на слушателей немыслимый шумовой шквал, но экспрессивный гортанный голос Тюркёз он не подавил».

— Ну что я могу к этому добавить? Люблю импровизировать, удивляя себя и других.

Для меня пение — способ найти себя. Способ вдохнуть надежду и веру в моих соплеменников. Мой материал что ни на есть самый традиционный — это песни о любви и браке, о работе и повседневной жизни — казалось бы, ничего необычного. Но такова жизнь: заглядывая в ее глубину творчески, мы всегда поражаемся и насыщаемся обновляющей силой!