Исламская альтернатива

Интервью с Алексеем Владиславовичем Малашенко — проф. МГИМО МИД, д. и. н., членом научного совета Московского центра Карнеги.

Проблемы российских мусульман зачастую носят религиозный и межнациональный характер. Во многом это способствует негативному восприятию Ислама в обществе. О причинах этого явления и возможных путях разрешения возникших проблем наш корреспондент беседует с Алексеем Владиславовичем Малашенко — проф. МГИМО МИД, д. и. н., членом научного совета Московского центра Карнеги.

— Алексей Владиславович, вы изучаете проявления радикального политического Ислама (исламизма) в разных формах. В нашей стране многие прекрасно осведомлены о причинах всплеска такого радикализма на Северном Кавказе, но очень немногие наблюдают за аналогичным явлением в других регионах России — Татарстане, Башкирии, других областях и республиках Поволжья и Приуралья. Каковы причины радикализации мусульманской молодежи в этом, довольно спокойном, регионе?

— В отличие от Северного Кавказа я не связываю это с социальными проблемами — бедностью, безработицей и т. д. Думаю, что здесь дело обстоит иначе.

Во­первых, речь идет об интересе к «другому Исламу». Ведь среди радикалов подавляющая часть — молодежь, которую всегда тянет к чему­то новому. Заметьте, что среди радикалов — татар и башкир — не распространена идея халифата, исламского государства и т. п. Зато эта публика слушает вполне лояльное власти духовенство, в том числе высокого ранга, которое рассуждает на тему о грядущей исламизации России, о том, что мусульманское меньшинство со временем (50–100 лет) обречено на то, чтобы стать большинством, о шариатизации общества.

У этой «радикальной» части мусульман растет конфессиональная идентичность, которая не скажу противостоит, но отличается от гражданской российской идентичности.

Во­вторых, пресловутая радикализация (я этот термин не люблю, но другого, более понятного, пока не придумано) связана с появлением теперь уже целого слоя духовенства, получившего образование за рубежом. Они несут другие трактовки, они рассуждают о «настоящем» Исламе, который отличается от бывшего «советского» Ислама. Этот Ислам называют еще и традиционным, но реально традиционным был тот Ислам, который существовал до большевистской революции. Каким он был на самом деле, теперь уже никто не помнит. Но он был, и он был своеобразен, а носителями его были татары­европейцы — уникальнейший этноконфессиональный социум.

В­третьих, на состояние мусульманских умов влияет обстановка в мире, прежде всего обостренные отношения между мировой уммой и Западом.

— В своей последней монографии «Исламская альтернатива и исламистский проект» вы указываете на то, что последователи движения «Хизб ут­Тахрир» идеологически противостоят ханафитскому учению, и вообще, ханафитский мазхаб — «фактор сдерживания радикализма». Насколько обоснованна такая точка зрения, не являются ли ваши слова просто данью «моде на ханафизм»?

— Ханафитское учение действительно отличается от идеологии ХТИ. Действительно, ханафитское духовенство всячески противопоставляет этот мазхаб «внемазхабной» идеологии. Это не дань моде. Это — факт. Но на самом деле ситуация сложнее. Тот же ханафитский мазхаб может оказываться достаточно суровым. Недавно в Узбекистане вышел «ханафитский тафсир», и там говорится о наказании мусульманки, вышедшей замуж за иноверца и тем самым отказавшейся от Ислама.

Сегодня ханафизм и «внемазхабный Ислам» существуют параллельно, конкурируя друг с другом. Разумеется, масштабнее выглядит ханафитский толк, однако его критики весьма энергичны, а проповедники «другого Ислама», что называется, умеют работать с аудиторией.

— О 10­летнем юбилее Совета муфтиев России, который отмечался в 2006 году, забыли… Как вы считаете, говорит ли это о реальном положении дел с этой организацией, или просто «не до того»?

— Я вообще противник юбилеев. А в данной конкретной ситуации юбилей легко становится поводом для критики со стороны оппонентов. Мое мнение таково, что СМР сделал очень много полезного. Он занимал и занимает нишу в нашем российском мусульманстве, поддерживает достойные отношения с властью.

СМР при всей его лояльности власти способен выступать с критикой ее действий, иметь собственное мнение, как это, например, происходит в связи с проблемой введения в школах «Основ православной культуры».

Думаю, что за СМР или за аналогичной по структуре организацией — со словом «совет» — большие перспективы. Единоличного лидерства в российском мусульманском сообществе не будет. А если кто­нибудь такую «вертикаль» и выстроит, то это станет залогом очень серьезного раскола.

— У аналитиков иногда принято заранее готовить публикации на ожидаемые события, чтобы «выложить» их первыми. Представьте, если бы вам пришлось давать такую превентивную аналитику по поводу создания Совета улемов, идея которого прорабатывалась на I и II Всероссийских мусульманских форумах в Нижнем Новгороде, — какие тезисы из этой статьи вы могли бы огласить в нашем издании?

— Совет улемов начинается с самих улемов, со слоя улемов, если хотите, с «корпорации» улемов. В мусульманской России же теперь улем — «товар штучный» и настоящих улемов можно пересчитать по пальцам. Совет улемов — это некий аванс будущим улемам.

Беседовал Д. Хайретдинов