Николай Некрасов (1821–1877)

Турчанка (Отрывок)

<. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .>

Пери, Пери! диво света,

Ненаглядная краса!

Ослепляешь, как комета,

Будто солнца луч полдневный,

Вкруг тебя блистает свет,

Смертоносен взор твой гневный,

Жизнедарен твой привет.

Пери, Пери! диво света!

Ты пленила мысль мою,

Я тебя, дочь Магомета[3],

Фантазируя, пою.

Как твои роскошны грезы,

Как восторженны мечты,

Как дрожат восточной розы

Неги полные листы,

Как дыханье беспокойно!

Ты как солнце горяча,

И огонь желанья знойный

Веет с груди и плеча;

Как растопленное злато,

Эта грудь нежна, чиста,

Но зато, как сталь булата,

Непорочностью тверда…

Пери, много дивной жизни

Затаила ты в себе;

Отчего ж в твоей отчизне

Нет поклонников тебе?

Скрыла ты под покрывалом

Прелесть юного чела

И от всех им, как забралом,

К сердцу двери заперла.

Мариэтта Шагинян (1888–1982)

Сватовство

Благослови Аллах твой кров,

Пошли приплод твоим стадам…

Сосед! взамен твоих коров

Я в жены дочь тебе отдам.

Рабыни ткут уже давно,

Не замыкая смуглых вежд,

Ей легче пуха полотно

И шелк для праздничных одежд.

Наш садик розовый зарос, —

И вот вчера велела мать

Душистый сок из лучших роз

На ароматы выжимать…

Одну мы вырастили дочь.

Она черешни розовей.

Глядит задумчивая ночь

Из-под раздвинутых бровей.

Ее коса нежней стократ

Руна пушистого овцы,

Круглей, чем розовый мускат,

Ее невинные сосцы.

Ничьей ласкающей рукой

(Хранил Пророк меня от бед)

Не возмущен был их покой…

Вкуси от неги их, сосед!

Успех — во всех твоих делах,

Священный мир — на твой порог!

Возьми ж ее…Велик Аллах

И Магомет, Его Пророк.

Александр Пушкин (1799–1977)

Из «Подражаний Корану»

II

О, жены чистые Пророка,

От всех вы жен отличены:

Страшна для вас и тень порока.

Под сладкой сенью тишины

Живите скромно: вам пристало

Безбрачной девы покрывало.

Храните верные сердца

Для нег законных и стыдливых,

Да взор лукавый нечестивых

Не узрит вашего лица!

А вы, о гости Магомета,

Стекаясь к вечери его,

Брегитесь суетами света

Смутить Пророка моего.

В паренье дум благочестивых,

Не любит он велеречивых

И слов нескромных и пустых:

Почтите пир его смиреньем,

И целомудренным склоненьем

Его невольниц молодых[1].

Иван Бунин (1870–1953)

Гробница Сафии[4]

Горный ключ по скатам и оврагам,

Полусонный, убегает вниз.

Как чернец, над белым саркофагом

В синем небе замер кипарис.

Нежные, как девушки, мимозы

Льют под ним узор своих ветвей,

И цветут, благоухают розы

На кустах, где плачет соловей.

Ниже — дикий берег и туманный,

Еле уловимый горизонт:

Там простор воздушный и безгранный,

Голубая бездна — Геллеспонт.

Мир тебе, о юная! Смиренно

Я целую белое тюрбэ:

Пять веков бессмертна и нетленна

На Востоке память о тебе.

Счастлив тот, кто жизнью мир пленяет.

Но стократ счастливей тот, чей прах

Веру в жизнь бессмертную вселяет

И цветет легендами в веках!

Магомет и Сафия

Сáфия, проснувшись, заплетает ловкой

Голубой рукою пряди черных кос:

«Все меня ругают, Магомет, жидовкой», —

Говорит сквозь слезы, не стирая слез,

Магомет, с усмешкой и любовью глядя,

Отвечает кротко: «Ты скажи им, друг:

Авраам — отец мой, Моисей — мой дядя,

Магомет — супруг».

24.III.14

Василий Туманский (1800–1860)

Дом на Босфоре

Зеленый сад, фонтан и розы;

Над зеркалом воды прохлады полный дом;

С навеса вьющиеся лозы;

Стена заветная кругом

(Приют домашних тайн), а в стороне кладбище;

Ряд кипарисов, минарет —

Вот очерк твой, восточное жилище!

Восток! вот милый твой привет!

О! В этом светлом заточенье,

Наверно, жизнь как сон легка.

Понятно лени здесь влеченье,

Понятна сладость чубука.

Сядь у окна, кури, — дым вьется, взор ликует[2],

Ряды картин мелькают пред тобой,

Как будто их живописует

Волшебный перст, лелея отдых твой.

Здесь — ткань пролива голубая

С живыми, яркими узорами ладей;

Там пирамиды гор; там башня вековая,

Увечный страж гробов минувших дней;

Подале цепь дворцов; а дале у потока

Толпы народа, блеск одежд, шатры дерев,

И все озарено алмазным днем востока,

Как Рай очами райских дев.

Но вот за синею громадой Истамбула

Закат то розами, то золотом горит;

Свой звездный плащ ночь тихо развернула,

Умолк последний звук молитвы. Море спит.

Ты близок, час утех и чувственности страстной.

О! Сколь Пророка благ закон!

Для мысли — светлый мир; для неги — мир прекрасный

Гарема чистых дев и жен.

И правоверного приемлет

В ревнивый свой чертог решетчатый гарем.

На персях счастья там он дремлет,

Там предвкушает он Эдем.

Но только тонкий луч Востока

К его очам сквозь полог проскользнет,

Он, бодрый, вновь спешит благословлять Пророка,

Любуясь зрелищем холмов своих и вод.

Иван Рукавишников (1877–1930)

*  *  *

Биби Ханым дворец прекрасней всех на свете,

Как между жен моих жена Биби Ханым.

Биби Ханым мечеть священней всех мечетей.

Биби Ханым дворец прекрасней всех на свете.

Красуйтесь же на ужас всех столетий,

Грядущих после нас, как мертвый дым.

Биби Ханым дворец прекрасней всех на свете,

Как между жен моих жена Биби Ханым.