RSS | PDA | Архив   Четверг 28 Март 2024 | 1433 х.
 

Политизация джадидского движения и выработка им программных проектов будущего устройства Туркестана: 1905–1917 гг.

15.05.2008 17:35

С. Агзамходжаев,
д. и. н., профессор, декан Ташкентского исламского университета


Во время российской революции 1905–1907 гг. определенной про­грам­мы, которая объединяла бы всех прогрессистов, джадиды не имели. Каж­дый выс­ка­зы­вал­ся по-своему и предлагал собственные пути на­ци­о­наль­но­го развития. Отсюда множество от­тен­ков, иног­да прямо про­ти­во­по­лож­ных взгля­дов и пред­ло­же­ний, противоречивость в высказываниях и ус­та­нов­ках джа­ди­дов, от­ра­жав­ших собой раз­но­род­ные влияния. Сле­ду­ет подчеркнуть и то, что в от­ме­чен­ный ис­то­ри­чес­кий промежуток времени у джадидов еще не была сфор­ми­ро­ва­на идея са­мо­оп­ре­де­ле­ния, связанная с национально-куль­тур­ной ав­то­но­ми­ей. Она на­хо­ди­лось лишь в зачаточном состоянии. Од­на­ко кое-какие шаги все же делались в этом на­прав­ле­нии.

Политическая окраска джадидов в 1905–1907 гг. ос­та­ва­лось еще до­воль­но неопределенной. В до­ку­мен­тах пра­ви­тель­ствен­ной комиссии – «О раз­вед­ке вне и внутри Тур­ке­с­та­на» — в этой связи указывалось, что в крае еще не за­ро­ди­лась, не сформировалась партия «младосартов» со своей на­ци­о­наль­ной про­грам­мой. Вместе с тем, указывалось, что «дело» в дан­ном на­прав­ле­нии идет[1].

Джадиды внимательно следили за по­ли­ти­чес­ки­ми про­цес­са­ми в мет­ро­по­лии, изучали программы за­рож­да­ю­щих­ся в России политических партий, пе­ре­ни­ма­ли у них опыт политической деятельности. Ис­хо­дя из опыта де­мок­ра­ти­чес­ких сил России, спе­ци­фи­ки на­ци­о­наль­но­го мен­та­ли­те­та и склон­но­с­ти тур­ке­с­тан­с­ко­го народа к мирному ре­ше­нию проблем, джадиды в годы ре­во­лю­ции стали предпринимать попытки мирным путем – об­ще­ствен­ны­ми пе­ти­ци­я­ми, публичными де­ба­та­ми в Государственной думе и иными ле­галь­ны­ми средствами – добиться у царских властей по­ли­ти­чес­ких уступок для себя и создать на первом этапе хотя бы минимальные условия, от­ве­ча­ю­щие объек­тив­ным потребностям национального развития Туркестана.

Туркестанские джадиды с восторгом встретили из­ве­с­тие об открытии Го­су­дар­ствен­ной думы в 1906 г. Они сочли, что посредством пушек, смер­т­ной казни, ссылок и арестов невозможно остановить бес­по­ряд­ки и смуту. Един­ствен­ным средством для их пре­кра­ще­ния могла служить Го­су­дар­ствен­ная дума, как кон­сти­ту­ци­он­ный демократический институт, которая дол­ж­на обеспечить народу свободу, равенство и спра­вед­ли­вость[2]. Тем самым джа­ди­ды вы­с­ту­пи­ли за пар­ла­мен­та­ризм. Конечно, в тот период развитие де­мок­ра­ти­чес­кой мыс­ли джадидов оставалось на позициях конституционного мо­нар­хиз­ма. Тогда они не при­зы­ва­ли идти на ра­ди­каль­ные меры, ибо это, по их мнению, могло по­влечь за собой печальный исход. Их тактика зак­лю­ча­лась в под­дер­ж­ке процессов де­мок­ра­ти­за­ции, в обес­пе­че­нии стабильности на­рож­да­ю­щих­ся де­мок­ра­ти­чес­ких институтов, в создании нормальных ус­ло­вий для работы правительства, в то же время в об­ду­ман­ном требовании пре­до­с­тав­ле­ния ав­то­ном­ных прав в об­ла­с­ти образования и религии.

Таким образом, в среде туркестанцев революция 1905 года зародила пер­вые надежды на возможность публичной политической деятельности. Но же­с­то­кость и репрессивность «столыпинской реакции» све­ла их на нет. По из­би­ра­тель­но­му закону от 3 июня 1907 г. при Столыпине туркестанцев-му­суль­ман пол­но­с­тью ли­ши­ли даже «проблесков» проявления по­ли­ти­чес­кой са­мо­сто­я­тель­но­с­ти. Им категорически было отказано иметь хотя бы одного своего представителя в Го­су­дар­ствен­ной думе. Это явилось крайним уни­же­ни­ем до­с­то­ин­ства и чести народов Центральной Азии. Од­но­вре­мен­но об­ду­ман­но раздувалась истерия вредоносности идей пантюркизма и па­нисламиз­ма, как угрожающих ос­но­вам российской го­су­дар­ствен­но­с­ти. Об­ви­не­ние в пан­тюр­киз­ме и панисламизме стало использоваться правящим ре­жи­мом в качестве политических яр­лы­ков, идеологического ин­ст­ру­мен­та в борьбе про­тив на­ци­о­наль­но-освободительного движения и требований граж­дан­с­ких свобод для му­суль­ман­с­ких народов.

Растущее возмущение туркестанских джадидов подобной политической практикой властных струк­тур отчетливо выразил М. Бехбуди в ряде своих пуб­ли­ка­ций того времени. В частности, в помещенной в га­зе­те «Туджор» ста­тье «Дума и Туркестан» он с бо­лью от­ме­чал, что после разгона II Го­су­дар­ствен­ной думы на­се­ле­ние края оказалось лишено права вы­бо­ра в «рос­сий­с­кий парламент». Тем самым тур­ке­с­тан­цы, пред­по­чи­тав­шие легально-де­мок­ра­ти­чес­кий путь раз­ре­ше­ния назревших общественных проблем, объек­тив­но ут­ра­ти­ли возможность влиять на за­ко­но­да­тель­ную политику и до­би­вать­ся мир­ны­ми сред­ства­ми не­об­хо­ди­мых для свободного развития Тур­ке­с­та­на по­ли­ти­чес­ких уступок.

Бехбуди предлагал: «единственный выход это — собрать в одном месте по одному депутату из круп­ных городов, а по возможности из всех городов пяти об­ла­с­тей Туркестана, и направить их в течение ок­тяб­ря месяца с пе­ти­ци­ей в Петербург к его им­пе­ра­тор­с­ко­му величеству с просьбой войти в со­став де­пу­та­тов III Думы… Нам нужно, — добавил он, — по­сы­лать лю­дей из числа окон­чив­ших университеты и правоведов, хорошо раз­би­ра­ю­щих­ся в за­ко­но­да­тель­стве Тур­ке­с­та­на и России»[3].

В вопросе о государственном устройстве России под воздействием ре­ше­ний I и II Всероссийских му­суль­ман­с­ких съездов 1905–1906 гг. у тур­ке­с­тан­с­ких джа­ди­дов, как идеологов национально-ос­во­бо­ди­тель­но­го дви­же­ния, четко вырисовывалась сход­ная с по­зи­ци­ей партии кадетов по­ли­ти­чес­кая ли­ния.

Это особенно ярко проявилось в программной ста­тье выдающегося тур­ке­с­тан­с­ко­го просветителя М.Бех­бу­ди, опубликованной 11 октября 1906 года в газете «Хуршид». В начале статьи он констатирует не­об­хо­ди­мость объе­ди­не­ния всех мусульман в одну по­ли­ти­чес­кую партию, как это сде­ла­ли, под­чер­ки­ва­ет он, рус­ские, евреи и люди других верований. Да­лее, все су­ще­ству­ю­щие в России политические партии он раз­де­ля­ет на че­ты­ре груп­пы: партия бю­рок­ра­тии и мо­нар­хи­с­тов, партия кадетов, партия со­ци­а­ли­с­тов (со­ци­ал-де­мок­ра­тов и социал-революционеров), партия му­суль­ман, ко­то­рая образовалась 23 ав­гу­с­та 1905 г. в Нижнем Нов­го­ро­де. Бехбуди от­ри­ца­тель­но ха­рак­те­ри­зу­ет партию монархистов и считает ее при­чи­ной эко­но­ми­чес­кой, культурной от­ста­ло­с­ти му­суль­ман Рос­сии, под­чер­ки­вая, что партия монархистов выступает как ба­рь­ер между народом и царем. Все мрачные стороны са­мо­дер­жа­вия автор сваливает на эту партию. По его мнению, если не было бы партии мо­нар­хи­с­тов, народ имел бы воз­мож­ность не­пос­ред­ствен­но обращаться к царю, ко­то­рый, зная по­ло­же­ние на­ро­да, заботился бы о нем.

Восторженно отзывается Бехбуди о партии ка­де­тов, симпатизируя ее про­грам­ме создания системы конституционной монархии, которая, поставив Гос­ду­му вместо Синода и Военного совета, дает воз­мож­ность царю не­пос­ред­ствен­но общаться с народом. При такой системе, рассуждает Бехбуди, все классы и на­ции, в том числе мусульмане, получают свободу и ра­вен­ство, неограниченную возможность все­сто­рон­не­го развития. В на­ци­о­наль­ном воп­ро­се идеологи джа­ди­диз­ма в тот момент стояли на позиции куль­тур­но-на­ци­о­наль­ной автономии, которую приняли кадеты.

Говоря о социалистических партиях, Бехбуди по­ка­зы­ва­ет, что они стре­мят­ся к ликвидации частной собственности и классов, к обобществлению всех средств производства. Возможно, когда-либо это и бу­дет, но по­тре­бу­ет­ся мно­же­ство веков. Фактически же подобный путь, считал лидер тур­ке­с­тан­с­ких джа­ди­дов, не что иное как утопия. А самое главное, ука­зы­вал Бех­бу­ди, пункты программы социалистов о соб­ствен­но­с­ти, личности и семье внутренне по­роч­ны. Они про­ти­во­ре­чат законам шариата и не со­от­вет­ству­ют мен­та­ли­те­ту мусульман.

Характеризуя партию мусульман России, он при­звал всех мусульман Тур­ке­с­та­на объединиться в еди­ную партию, войти в состав «Иттифак аль-мус­ли­мин» (Мусульманского союза). Говоря о линии поведения будущей партии туркестанских мусульман, Бехбуди отмечает, что это партия должна при­нять по воп­ро­сам экономики, идеологии, и науки программу «Ит­ти­фак аль-мус­ли­мин», а по вопросам политики – про­грам­му кадетов[4].

Но гораздо больше в джадидских газетах и жур­на­лах было статей дру­гой политической на­прав­лен­но­с­ти. Так, скажем, в газете «Тараккий» со­дер­жал­ся при­зыв к ликвидации привилегий господствующих клас­сов, к ра­вен­ству на­ций, к передаче всей земли дех­ка­нам, к праву на стачки, к переходу на 8-ча­со­вой ра­бо­чий день. Там писалось: «Правительство, как вампир, пило кровь народа, зверски расправлялось с ним», за­яв­ля­лось, что царский Ма­ни­фест 17 ок­тяб­ря 1905 года – это хитрость для успокоения народа, что вско­ре ни кап­ли от этих «свобод», обещаний не останется, и по­это­му народ сам будет до­би­вать­ся, что­бы рухнуло зда­ние царизма[5].

«Тараккий» характеризует царский режим как «тем­ное царство по­ли­ти­чес­ко­го произвола, ку­лац­ко­го гнета и народного невежества». Что же ре­ко­мен­ду­ет­ся народу? Вот что: «Мусульманам, подобно рус­ским, по­ля­кам, ев­ре­ям, необходимо требовать своих прав и свободы… соединившись с дру­ги­ми нациями, вместе действовать против правительства»[6]. За по­доб­ные ста­тьи и призывы, за высказанную прямую поддержку социал-де­мок­ра­тии га­зе­та была закрыта, а ее ре­дак­тор Исмаил Обидов – арестован.

Революция 1905–1907 гг. способствовала, та­ким образом, диф­фе­рен­ци­а­ции позиции участников джа­дид­с­ко­го движения. Оно объединяло пред­ста­ви­те­лей различных социальных слоев, отличавшихся друг от друга как по со­ци­аль­ной принадлежности, так и по взглядом на отдельные про­бле­мы. Ре­во­лю­ция, выз­вав бурные процессы политизации общественного со­зна­ния, объек­тив­но определила логику дальнейшего раз­ме­же­ва­ния. Сре­ди джа­ди­дов обо­зна­чи­лись эле­мен­ты раскола. Стало зарождаться ра­ди­каль­ное те­че­ние – про­грес­си­с­ты, призывающие к более глубоким пре­об­ра­зо­ва­ни­ям в про­све­ще­нии и более решительным по­ли­ти­чес­ким вы­с­туп­ле­ни­ям, и уме­рен­ное, – пред­ста­ви­те­ли которого настаивали пре­иму­ще­ствен­но на ог­ра­ни­че­нии дви­же­ния реформы богословского об­ра­зо­ва­ния и умеренных по­ли­ти­чес­ких тре­бо­ва­ний. Од­на­ко все участники движения оставались еди­но­душ­ны­ми в глав­ном – в обеспечении национальной не­за­ви­си­мо­с­ти на­ро­дов Центральной Азии.

В целом джадидизм в период революции 1905–1907 гг. представлялся про­грес­сив­ным по­ли­ти­чес­ким феноменом. Он содействовал пробуждению ко­рен­но­го населения Туркестана, формированию идеологии национально-ос­во­бо­ди­тель­но­го движения.

Межреволюционные годы (1908–1916 гг.) для джадидизма в Тур­ке­с­та­не были характерны ко­ли­че­ствен­ным и организационным ростом. В нем уча­ство­ва­ли многие сотни людей, хотя и тогда оно не при­об­ре­ло подлинно мас­со­вый характер. Появились под­поль­ные группы джадидов. Так, согласно до­не­се­ни­ям полиции, в Ташкенте такая группа возглавлялась учи­те­лем Ах­мед­жа­но­вым и состояла в основном из пред­ста­ви­те­лей национальной ин­тел­ли­ген­ции и уча­щей­ся молодежи[7]. В Коканде подпольная группа на­счи­ты­ва­ла бо­лее 50 человек, в Андижане джадиды имели не­ле­галь­ную орга­ни­за­цию под на­зва­ни­ем «Та­рак­кий­пар­вар» («Прогрессист»), одним из ру­ко­во­ди­те­лей ко­то­рой был, по данным ох­ран­ки, Убайдулла Ходжаев[8]. Военный гу­бер­на­тор Са­мар­кан­д­с­кой об­ла­с­ти в ра­пор­те за 1913 г. сообщал, что среди му­суль­ман го­ро­да за­мет­но ак­ти­ви­зи­ро­ва­лись и численно выросли сто­рон­ни­ки но­во­ме­тод­ных школ, т. е. джа­ди­ды[9]. Известно из документов, что груп­пы име­ли кон­так­ты между со­бой, проводили тайные сходки. Царская аген­ту­ра в 1909–1916 гг. нео­днок­рат­но до­но­си­ла, что многие му­дар­ри­сы, учи­те­ля мак­та­бов, на сход­ках ведут пропаганду за ре­фор­му школьного дела, уп­рав­ле­ния краем.

Так в «Кратком отчете о настроении му­суль­ман­с­ко­го населения в Тур­ке­с­тан­с­ком крае к октябрю 1914 г.», представленном царской охранкой Тур­ке­с­тан­с­ко­му генерал-губернатору, отмечается, что осо­бен­но­с­тью Тур­ке­с­тан­с­ко­го края представляют вечеринки, ко­то­рые в народе называются «гап»: «В гапы со­би­ра­ют­ся по национальностям, возрастам, иму­ще­ствен­но­му по­ло­же­нию и иногда по профессиям; так су­ще­ству­ют гапы стариков, богатой молодежи, кузнецов, мелких торговцев, и прочих… в количестве от 15 до 30 чле­нов»[10].

В этих гапах активное участие принимали джа­ди­ды. Под их идейным вли­я­ни­ем на встречах про­ис­хо­дил оживленный обмен мнениями по ши­ро­ко­му кругу проблем – говорили на политические темы, об­суж­да­ли те­ку­щие со­бы­тия за истекшую неделю, вопросы, связанные с открытием но­во­ме­тод­ных школ и по­мо­щью им, собирали средства для оказания бла­го­тво­ри­тель­ных ак­ций. Состав гапов постоянно ме­нял­ся, и они носили весьма рас­плыв­ча­тый характер. Это не были организованные собрания – здесь не со­став­ля­лось ни­ка­ких определенных повесток дня, не избиралось ру­ко­вод­ство, не велись про­то­ко­лы, ре­ше­ния не фик­си­ро­ва­лись. Никто не обя­зан был их по­се­щать, при­хо­ди­ли лишь те, кто хотел, и кто не был занят в дан­ный момент своими личными делами.

Из числа прогрессивных гапов в Ташкенте ох­ран­но­му отделению был из­ве­с­тен тот, в котором уча­ство­ва­ли Мунаввар Коры, братья Убайдулла и Би­ши­рул­ла Ходжаевы, Абдулла Авлони, Сарымсаков и дру­гие.

В вышеуказанном документе предостерегалось, что «подобного рода гапы должны бы подлежать го­су­дар­ствен­но­му контролю и подчинены закону об об­ще­ствах и собраниях, особенно в настоящее тре­вож­ное время, когда каж­дый гап представляет собой го­то­вую ячей­ку, чрезвычайно удобную для ве­де­ния про­ти­во­пра­ви­тель­ствен­ной пропаганды»[11].

В межреволюционный период продолжилась по­ли­ти­чес­кая диф­фе­рен­ци­а­ция среди джадидов. В то же время джадидское движение, перерастая куль­тур­ни­чес­кую окраску, стало приобретать ярко вы­ра­жен­ные по­ли­ти­чес­кие черты.

На это оказали существенное влияние несколько внешних и внут­рен­них факторов. Джадидское дви­же­ние стало приобретать организованный ха­рак­тер пос­ле того, когда под влиянием младотурецкой ре­во­лю­ции 1908 г. и персидской революции 1905–1911 гг. весь мусульманский Восток был ох­ва­чен мощным национально-революционным воз­буж­де­ни­ем.

Влияние идей младотурецкой революции на раз­ви­тие идеологии на­ци­о­наль­но-освободительного дви­же­ния в Туркестане было настолько ощу­ти­мым, что следовало бы в краткой форме остановиться на важ­ных моментах этой революции. Участниками так на­зы­ва­е­мо­го младотурецкого («ёш тур­к­лар») дви­же­ния были представители интеллигенции, пре­иму­ще­ствен­но офицеры, врачи, мелкие чиновники, от­ра­жав­шие интересы либеральной буржуазии. Главной по­ли­ти­чес­кой организацией младотурок стал тайный ко­ми­тет «Ит­ти­хад ва тараккий» («Единение и прогресс»), ко­то­рый ставил своей целью уси­лить позиции на­рож­дав­шей­ся турецкой буржуазии в эко­но­ми­чес­кой жиз­ни страны, приобщить ее к политической власти и пре­вра­тить Османскую им­пе­рию в конституционное го­су­дар­ство. В полосу подъема младотурецкое дви­же­ние вступило под влиянием российской ре­во­лю­ции 1905–1907 гг.

Как сегодня видится, младотурецкая революция носила поверхностный характер. Большинство на­род­ных масс не полностью осознало идеи ре­во­лю­ции и ак­тив­но не выступило в ней. В результате она по­шла по нис­хо­дя­щей линии. Многие выдвигаемые мла­до­тур­ка­ми требования оказались не ре­а­ли­зо­ван­ны­ми. Тем не менее, младотурецкая революция имела про­грес­сив­ное значение. Младотурки провели ряд ме­роп­ри­я­тий, на­прав­лен­ных на раз­ви­тие на­ци­о­наль­ной про­мыш­лен­но­с­ти и торговли, формирование ры­ноч­ных от­но­ше­ний. Обозначился процесс кон­сти­ту­ци­он­но­го ограничения вла­с­ти мо­нар­ха. Создавались пред­по­сыл­ки ослабления позиций иностранного ка­пи­та­ла и ук­реп­ле­ния эко­но­ми­чес­кой мощи на­ци­о­наль­ной «бур­жу­а­зии».

Младотурецкая революция вызвала по­вы­шен­ный интерес среди ин­тел­ли­ген­ции и предпринимателей Туркестана. Она придала заметный импульс ро­с­ту национального самосознания и формированию иде­о­ло­гии на­ци­о­наль­ной независимости. Под ее вли­я­ни­ем в программных установках джадидов уси­ли­ва­ют­ся антифеодальные и антиколониальные мотивы, от­чет­ли­во про­сту­па­ют идеи борьбы против им­пер­с­ко­го и местного деспотизма, кон­сти­ту­ци­он­но­го ре­фор­ми­ро­ва­ния сложившихся институтов власти.

Опыт революции 1908 г. в Турции, на­кла­ды­ва­ясь на опыт революции 1905–1907 гг. в России, при­дал импульс к расширению идеологической и прак­ти­чес­кой деятельности джадидов. Многие из них ста­но­вят­ся горячими по­бор­ни­ка­ми младотурков. Мла­до­ту­рец­кая модель стала для них образцом прак­ти­чес­ко­го раз­ре­ше­ния болезненных социально-эко­но­ми­чес­ких и ду­хов­но-куль­тур­ных проблем, при­об­ре­те­ния на­ци­о­наль­ной свободы. В ре­зуль­та­те зна­чи­тель­ная часть ме­с­т­ной национальной интеллигенции увидела в Тур­ции естественного союзника в борьбе против российского колониализма. Так, видный пред­ста­ви­тель джадидов Ферганы Обиджан Махмудов, со­глас­но сведениям тай­ной охранки, «неоднократно повторял, что Тур­ке­с­тан­с­кий край должен быть ос­во­бож­ден от русского вла­ды­че­ства, что, по его мне­нию, воз­мож­но до­с­тиг­нуть лишь путем бла­го­же­ла­тель­но­го отношения и помощи Тур­ции»[12].

Взгляды О. Махмудова поддерживала вли­я­тель­ная группа узбекской бур­жу­а­зии в лице миллионера Мир­ка­мил­бая, заводчика Умарбая, биржевого маклера Якубходжи и другие[13].

Рост аналогичных настроений наблюдался и по дру­гим регионам края, что дало царским властям по­вод к обвинению джадидов в пропаганде идей пан­тюр­киз­ма.

Заметный резонанс в Туркестане вызвала иран­с­кая или персидская ре­во­лю­ция 1905–1911гг., про­хо­див­шая также под лозунгами кон­сти­ту­ци­он­но­го ог­ра­ни­че­ния абсолютной монархии и модернизации об­ще­ствен­но­го строя. Раз­ра­бо­тан­ная парламентом Кон­сти­ту­ция, подписанная шахом в де­каб­ре 1906 г., пре­до­с­та­ви­ла меджлису право ограничивать власть шаха, ут­вер­ж­дать все за­ко­ны и бюджеты страны и кон­т­ро­ли­ро­вать их исполнение.

В октябре 1907 г. меджлис утвердил «До­пол­не­ния к основному закону», в которых про­воз­г­ла­ша­лись не­ко­то­рые демократические свободы (не­при­кос­но­вен­ность личности, собственности и жилища). Од­на­ко во многом про­воз­г­ла­ша­е­мые изменения ос­та­ва­лись на уровне деклараций. Положение широких на­род­ных масс не улучшилось и его недовольство про­ры­ва­лось в усилении социального протеста. По мере уг­луб­ле­ния революции, в про­ти­во­вес ей скла­ды­вал­ся кон­тр­ре­во­лю­ци­он­ный блок шахского пра­ви­тель­ства, крупных фе­о­да­лов, реакционного духовенства, ком­п­ра­дор­с­кой буржуазии, иностранных им­пе­ри­а­ли­с­тов, которому удалось в конечном итоге задушить ре­во­лю­цию. В ав­гу­с­те 1911 г. все революционные от­ря­ды были раз­гром­ле­ны, а в декабре – разогнан мед­ж­лис.

Иранская революция придала дополнительный импульс ос­во­бо­ди­тель­ным устремлениям тур­ке­с­тан­с­кой интеллигенции. Она подтолкнула к пе­ре­ос­мыс­ле­нию и уточнению ряда концептуальных пред­став­ле­ний джадидов о путях и методах преобразования фе­о­даль­но-колониальной системы уп­рав­ле­ния; под­твер­ди­ла, извлеченную из опыта российской ре­во­лю­ции 1905–1907 гг., мысль о большей исторической пер­с­пек­тив­но­с­ти мирного, ре­фор­ми­с­т­с­ко­го пути из­ме­не­ния общественного строя, чем чреватой ог­ром­ны­ми людскими жер­т­ва­ми революционной модели фор­ма­ци­он­но­го обновления.

Не менее важно и то, что под воздействием пер­сид­с­кой революции в сре­де коренного населения Тур­ке­с­та­на усилилось понимание не­об­хо­ди­мо­с­ти спло­че­ния всех мусульманских народов под эгидой ислама в общей борь­бе про­тив чужеземных поработителей. Как и младотурецкая, иранская ре­во­лю­ция спо­соб­ство­ва­ла пробуждению мусульманского мира, росту ислам­с­ко­го са­мо­соз­на­ния народов Востока, в том числе цен­т­раль­но­а­зи­ат­с­ко­го ре­ги­о­на, вы­с­ту­па­ю­ще­го в качестве одного из базисных элементов на­ци­о­наль­ной иден­ти­фи­ка­ции.

Царский, как и впоследствии большевистский ре­жим, оценивал эти про­цес­сы исключительно в не­га­тив­ном плане. Панисламизм был объявлен опас­ным идейным течением, ориентированным, как и пан­тюр­кизм, на слом рос­сий­с­кой государственности, со­зда­ние общемусульманской державы под гла­вен­ством Турции или Ирана. Однако материалы исследования убеждают, что значительная часть коренного на­се­ле­ния, в том числе джа­ди­ды, не стре­ми­лась изо­ли­ро­вать­ся от России. Речь шла о мусульманской со­ли­дар­но­с­ти в пре­одо­ле­нии ненавистных цепей ко­ло­ни­а­лиз­ма и устранении от­жив­ших ста­ро­ме­тод­ных ин­сти­ту­тов уп­рав­ле­ния. В этом отношении можно в полной мере со­гла­сить­ся с выводами западных со­ве­то­ло­гов о том, что ислам­с­кий фактор стал приоритетным для сред­не­ази­ат­с­ких мусульман как индикатор по­ли­ти­чес­ко­го са­мо­соз­на­ния, ощущения ими своей ду­хов­ной и куль­тур­ной об­щ­но­с­ти с му­суль­ма­на­ми других районов Рос­сии и всего мира.

Исходная позиция большинства советологов: ислам­с­кое са­мо­соз­на­ние — один из элементов эт­ни­чес­ко­го самосознания среднеазиатов. Ислам яв­лял­ся со­став­ным и отличительным признаком их на­ци­о­наль­ной иден­ти­фи­ка­ции, поэтому они ещё до революции определяли себя мусульманами. Именно ислам, тюр­к­с­кая и тур­ке­с­тан­с­кая культура являлись дей­стви­тель­ны­ми объе­ди­ня­ю­щи­ми началами[14]. Признанием при­ори­тет­но­с­ти ислам­с­ко­го фак­то­ра, ис­поль­зо­ва­ние его определяющим критерием в познании об­ще­ствен­но-по­ли­ти­чес­кой жиз­ни народов Средней Азии от­ме­че­на ин­тер­пре­та­ция всех ос­нов­ных ее процессов, яв­ле­ний и тенденций. Так, если Алек­сандр Беннигсен свя­зы­вал эволюцию Ислама с модернистским дви­же­ни­ем, на­чав­шим­ся на­ка­ну­не 1917 г., то, по мнению Эндерса Уимбуша, Ислам ещё до революции был ва­жен для мусульман как индикатор «политического са­мо­соз­на­ния»[15].

Панисламизм и пантюркизм в Туркестане пи­та­лись соками не­до­воль­ства местного населения ко­ло­ни­аль­ны­ми порядками, представляли собой сво­е­об­раз­ную религиозно-этническую реакцию коренных жителей края на на­ци­о­наль­ное подавление и дес­по­тизм цар­с­ко­го самодержавия. Этот ду­хов­но-иде­о­ло­ги­чес­кий феномен наложил глубокий отпечаток на ход и раз­мах на­ци­о­наль­но-освободительного дви­же­ния. Под влиянием революционных про­цес­сов в со­сед­них му­суль­ман­с­ких странах демократически на­стро­ен­ная тур­ке­с­тан­с­кая интеллигенция пришла к осознанию открытого вы­с­туп­ле­ния со взгля­да­ми, не со­впа­да­ю­щи­ми с официальной идеологией ко­ло­ни­аль­ной ад­ми­ни­с­т­ра­ции и мусульманским ка­ди­миз­мом. Молодые про­грес­си­с­ты Тур­ке­с­та­на ста­ли име­но­вать себя ёш сар­т­лар (младосарты), жа­дид­лар (джа­ди­ды), та­рак­кий­пар­вар­лар (прогрессисты) и т. д.

Дальнейшая эволюция идеологических пред­ста­ви­те­лей джадидов обо­зна­чи­лась в годы Первой ми­ро­вой войны. Всеобщий духовный кризис, на­сту­пив­ший с началом войны, ознаменовался изменением от­но­ше­ния ко мно­гим традиционным формам об­ще­ствен­но­го сознания. Оно ос­во­бож­да­лось от ка­зен­щи­ны, дог­ма­тиз­ма, элитарности. Шел процесс расчистки пу­тей для вос­при­я­тия новых идей и представлений. Боль­шин­ство джадидов уже не удов­лет­во­ря­ла пре­иму­ще­ствен­ная замкнутность в рамках куль­тур­но-про­све­ти­тель­с­кой деятельности. «Они, – по вос­по­ми­на­ни­ям Ф. Ходжаева, – тре­бо­ва­ли выд­ви­же­ния по­ли­ти­чес­ко­го момента, точной фор­му­ли­ров­ки по­ли­ти­че­сих за­дач»[16].

Война способствовала радикализации мышления джадидов. В их среде усилилась критика основных постулатов офи­ци­аль­ной идеологии, ме­ха­низ­ма по­ли­ти­чес­кой жизни. Возрастает интерес к де­мок­ра­ти­чес­ким по­ли­ти­ко-пра­во­вым институтам и порядкам, ус­та­но­вив­шим­ся в развитых стра­нах Ев­ро­пы. В ча­с­т­но­сти, они писали о пар­ла­мен­тар­ной монархии и рес­пуб­ли­кан­с­кой форме правления, о пре­зи­ден­т­с­кой вла­с­ти, де­мок­ра­ти­чес­ких свободах граж­дан, о фор­мах уча­с­тия последних в управлении об­ще­ством и го­су­дар­ством, в формировании го­су­дар­ствен­ных ор­га­нов, в за­ко­но­твор­чес­кой ра­бо­те.

Другим центром устойчивого внимания на­ци­о­нальных демократов ста­ло осмысление идеологии и тактики национально-освободительной борь­бы ко­ло­ни­аль­ных народов. Причем и к освоению политико-правового опы­та раз­лич­ных европейских стран, и к изучению опыта антиколониального дви­же­ния джа­ди­ды подходили творчески. Из обширной практики го­су­дар­ствен­но­го стро­и­тель­ства и законодательства стран Европы, идеологии и тактики борьбы ан­ти­ко­ло­ни­аль­ных и демократических движений народов Рос­сии и Востока джа­ди­ды отбирали то, что, по их мне­нию, со­от­вет­ство­ва­ло ус­ло­ви­ям их страны и от­бра­сы­ва­ли или видоизменяли то, что этим ус­ло­ви­ям не со­от­вет­ство­ва­ло.

Усиление политической направленности в иде­о­ло­ги­чес­кой и социально-практической деятельности на­ци­о­наль­ной интеллигенции обусловило даль­ней­шее размежевание джадидов на сторонников сугубо куль­тур­но-про­све­ти­тель­с­кой работы и приверженцев про­грам­мы реформы общественно-по­ли­ти­чес­ких ин­сти­ту­тов и освобождения от оков колониализма.

Обозначились также противоречия в отношении к войне. Одна часть вы­с­ту­па­ла с ее осуждением, дру­гая – занимала выжидательную позицию. Оп­ре­де­лен­ная группа туркестанских джадидов ори­ен­ти­ро­ва­лась на Турцию, но большинство на Россию.

Заметное воздействие на идейные воззрения джа­ди­дов оказало вос­ста­ние мардикеров 1916 г. Оно способствовало усилению мотивов ос­во­бо­ди­тель­ной борьбы, кристаллизации идей национальной не­за­ви­си­мо­с­ти. Джадиды вели в этот период искусную по­ли­ти­ку по разоблачению про­из­во­ла ко­ло­ни­аль­ных вла­с­тей. Они поддерживали освободительные ус­т­рем­ле­ния вос­став­ших, по­сред­ством деятельности «ту­зем­ных ко­ми­те­тов по набору рабочих» в меру сво­их сил и воз­мож­но­с­тей делали все, чтобы облегчить участь ты­ло­вых рабочих, ус­т­ра­нить произвол и бесчинства вла­с­тей в от­но­ше­нии их обес­пе­че­ния.

В целом к началу Февральской революции 1917 г.
радикальная часть туркестанских джадидов, со­ста­вив­ших течение «прогрессистов», выд­ви­ну­ла уже обширный ряд политических требований. В их чис­ле: основательная ре­фор­ма управления краем в сто­ро­ну расширения прав коренного на­се­ле­ния, пре­до­с­тав­ле­ние ему соответствующего количества мест в Го­су­дар­ствен­ной думе, обеспечение основных де­мок­ра­ти­чес­ких свобод и, прежде всего, – сво­бо­ды на­ци­о­наль­ной печати, замена самодержавия кон­сти­ту­ци­он­ным ре­жи­мом, ограничение феодальных эле­мен­тов и т. д. Вместе с тем ни в од­ном до­ку­мен­те эти тре­бо­ва­ния в совокупности не излагались. Четкая по­ли­ти­чес­кая про­грам­ма по-настоящему еще не была от­ра­бо­та­на.

Переломным этапом в политическом про­буж­де­нии мусульманского на­се­ле­ния Туркестанского края, вы­хо­да на политическую арену новых сил, за­я­вив­ших о своем стремлении возглавить развертывавшиеся де­мок­ра­ти­чес­кие про­цес­сы, стала февральская де­мок­ра­ти­чес­кая революция 1917 г. Под ее воз­дей­стви­ем создаются национальные политические партии и орга­ни­за­ции, на­чи­на­ют издаваться новые газеты («Ту­рон», «Улуг Тур­ки­с­тон», «Наджот», «Кен­гаш», «Хур­ри­ят» и др.), отражающие взгляды и ин­те­ре­сы де­мок­ра­ти­чес­ки на­стро­ен­ной национальной ин­тел­ли­ген­ции и раз­но­об­раз­ных слоев ко­рен­но­го населения.

Ядром кристаллизирующихся национально-де­мок­ра­ти­чес­ких сил стали джадиды, подготовленные к этой роли своей предшествующей де­я­тель­но­с­тью. Они воз­ла­га­ли большие надежды на революцию и объяв­лен­ные ею де­мок­ра­ти­чес­кие принципы, ожи­да­ли ре­аль­но­го воплощения своих иде­а­лов о про­грес­се и не­за­ви­си­мо­с­ти народа.

С началом Февральской революции необычайно выросла об­ще­ствен­но-политическая активность джа­ди­дов. Они стремились возглавить дви­же­ние масс, призывали коренное население принять деятельное участие в об­нов­лен­чес­ких процессах. Так, один из вид­ных лидеров джадидского дви­же­ния, Абдурауф Фит­рат, писал в те дни: «Прошло три месяца со дня рус­ской ре­во­лю­ции, но наш народ еще не осознал смысла свободы и ре­во­лю­ции. Ему надо пояснить сек­ре­ты сво­бо­ды и революции, их причину и пользу. Для этого надо под­го­то­вить листовки, воззвания, об­ра­ще­ния, про­ве­с­ти митинги и конференциию»[17].

Аналогичные мотивы присутствуют и в про­грамм­ной статье, опуб­ли­ко­ван­ной в газете «Хуррият». В ней подчеркивалось, что нельзя быть по­сто­рон­ним на­блю­да­те­лем, что местное население должно активно вклю­чить­ся в ре­во­лю­ци­он­ное движение, подобно рус­ским рабочим и сол­да­там, ибо «… тот, кто в ре­во­лю­ци­он­ное время бездействует, тот будет пле­с­тись в хво­с­те. В этом нет сомнения»[18].

В процессе революции джадидам удалось повести за собой социально разнородные слои коренного на­се­ле­ния, пробудить в их сознании по­треб­ность в спло­че­нии, укреплении единства мусульман.

Это наглядно отразилось в произведениях Са­и­дах­мад­ход­жи Сиддики (Ад­ж­зи), Хамзы Хакимзода Ни­я­зи, Лутфуллы Хижрона и др. Так, поэт Сид­ди­ки (Ад­ж­зи) в марте 1917 г. опубликовал сборник сти­хов под на­зва­ни­ем «Новая свобода», в котором при­вет­ство­вал свержение царизма, выражал на­деж­ду, что новая власть удовлетворит чаяния уг­не­тен­ных при царизме народов Тур­ке­с­та­на.

Февральская революция привела к изменению орга­ни­за­ци­он­ных форм джадидов. Прежние, чи­с­то джадидские кружки в большинстве случаев уже са­мо­сто­я­тель­но не действовали – многие их члены вли­лись в организацию «Шуро-и-Исломия», «Турон», а также в «Иттифоки» («Союз трудящихся му­суль­ман»). Джа­ди­ды активно стали разрабатывать про­грамм­ные до­ку­мен­ты, стратегию и тактику прак­ти­чес­ких дей­ствий.

Вместе с тем, следует подчеркнуть, что обо­зна­чив­ший­ся еще в 1914–1915 гг. раскол в джадидском дви­же­нии заметно усилился после Февраля и окон­ча­тель­но закрепился накануне Октября.Провозглашенный ре­во­лю­ци­он­ной де­мок­ра­ти­ей лозунг о культурном и национальном самоуправлении народов неразрывно был связан с основной линией деятельности джа­ди­дов, на­прав­лен­ной на просвещение народных масс и под­ня­тие их на борьбу за на­ци­о­наль­но де­мок­ра­ти­чес­кие интересы.

Мусульманское население Туркестана, име­ю­щее, бесспорно, соб­ствен­ную многовековую культуру, по­лу­чив возможность проявить свою на­ци­о­нальную са­мо­быт­ность, сразу же устремилось к созданию на­ци­о­наль­ной на­чаль­ной школы. Это привело к созыву I-го Краевого съезда учителей-му­суль­ман, за­се­дав­ше­го с 20 по 23 мая 1917 г. в Ташкенте, на котором глав­ным пред­ме­том обсуждения явилось учебное дело в му­суль­ман­с­ких шко­лах. На нем были заслушаны вы­с­туп­ле­ния мударрисов (мударрис – пре­по­да­ва­тель в мед­ре­се – А. С.) и муаллимов (муаллим – учитель школы – А. С.), приехавших из разных областей. С докладом о реформе школь­но­го дела в Туркестане вы­с­ту­пил Му­нав­вар Коры, которого делегаты еди­но­глас­но из­бра­ли пред­се­да­те­лем съезда.

Большой спор вызвал пункт доклада: «Духовные, так называемые ста­ро­ме­тод­ные школы подлежат ре­фор­ми­ро­ва­нию». Кадимисты, т. е. сто­рон­ни­ки ста­ро­ме­тод­ной школы, Мулло Омар Охунд, Мухаммад Азим Мах­муд, Мулло Одил Муфти воспротивились этому положению и настаивали на том, чтобы ос­та­вить му­суль­ман­с­кие конфессиональные школы без из­ме­не­ний. Вслед за ними выступили но­во­ме­тод­ни­ки-джадиды Мулло Мус­лим, Са­и­дах­мад Вас­лий, Омар­бек Улвий и сам Му­нав­вар Коры и убедили при­сут­ству­ю­щих в не­об­хо­ди­мо­с­ти постепенного про­ве­де­ния ре­фор­ми­ро­ва­ния ста­ро­ме­тод­ных школ. Лишь только тогда, считали они, тур­ке­с­тан­цы могут выб­рать­ся из пут не­ве­же­ства и отсталости.В конечном итоге был принят ком­п­ро­мисс­ный вариант в сле­ду­ю­щей формулировке: «Ду­хов­ные, так на­зы­ва­е­мые ста­ро­ме­тод­ные шко­лы, под­ле­жат постепенному ре­фор­ми­ро­ва­нию, со­глас­но ша­ри­а­ту»[19].

После долгих дискуссий об устройстве школьного дела в Туркестане были приняты резолюции, в ко­то­рых указывалось следующее: существовавшие до сего времени русско-туземные училища, отныне должны быть за­ме­не­ны на­ци­о­нальны­ми школами; пре­по­да­ва­ние в школах, которые делятся на низ­шие, сред­ние и высшие, должно вестись на родном языке уча­щих­ся; на­чаль­ное обучение должно быть всеобщим, обя­за­тель­ным, бесплатным и ше­с­ти­лет­ним, причем сред­ства на содержание школ выделяются из казны го­су­дар­ства, земств и го­род­с­ких самоуправлений; все школы без различия на­ци­о­наль­но­стей имеют право пользо­вать­ся одинаковыми правами, с уче­том того, что учи­те­ля-мусульмане должны быть уравнены в правах с учи­те­ля­ми рус­ски­ми[20].

В принятых решениях установлено, что все мед­ре­се должны делиться на три ступени: низшую, сред­нюю и высшую. Учебно-воспитательное дело мед­ре­се на­хо­дит­ся в ведении Совета мударрисов. Надзор же за ра­бо­той мед­ре­се, по ре­ше­нию съезда, при­над­ле­жит (Тур­ке­с­тан­с­ко­му?) Духовному уп­рав­ле­нию му­суль­ман.

Особое значение съезд уделил внешкольному об­ра­зо­ва­нию. Он решил для развития и просвещения на­ро­да открыть библиотеки и читальни, пе­ре­движ­ные школы для кочевого населения; устраивать лек­ции, чтения, курсы; со­здать в Ташкенте на­ци­о­нальный му­зей; для детей дошкольного возраста от­крыть вос­пи­та­тель­ные дома и детские сады; для объе­ди­не­ния всех учи­те­лей Туркестана учредить Цен­т­раль­ный учи­тель­с­кий союз[21].

I Туркестанский краевой съезд учителей-му­суль­ман явился важным эта­пом и в развитии пе­да­го­ги­чес­кой мысли. Совет туркестанских учителей-му­суль­ман, об­ра­зо­ван­ный на этом съезде, незамедлительно при­нял­ся за раз­ра­бот­ку программы по ре­ор­га­ни­за­ции рус­ско-туземных школ в на­ци­о­нальные. В ав­гу­с­те 1917 г. проект программы был готов, а уже в сен­тяб­ре пред­став­лен на утверждение Ташкентской го­род­с­кой думы.

10 сентября состоялось заседание думы. С док­ла­дом о реорганизации рус­ско-туземных школ в на­ци­о­нальные выступил Мунаввар Коры Аб­ду­ра­шид­хо­нов. Из доклада следовало, что Совет туркестанских му­суль­ман­с­ких учи­те­лей, председателем которого яв­лял­ся Муродходжа Салиходжаев, сек­ре­та­рем – С. Аб­ду­сат­то­ров, счел нужным обратить внимание членов го­род­с­кой думы на ряд обстоятельств, необходимых при­нять во внимание при об­суж­де­нии выд­ви­ну­то­го вопроса. Это то, что вследствие враждебной и “об­ру­си­тель­ной по­ли­ти­ки” старого режима туземное (ме­с­т­ное) на­се­ле­ние на­ме­рен­но ос­та­ва­лось в тем­но­те не­ве­же­ства, а на­сто­я­щее знаменательное время очу­ти­лось перед край­ней нуждой в интеллигентных ра­бот­ни­ках – учителях. Русское на­се­ле­ние, впя­те­ро мень­шее по численности, рас­по­ла­га­ет десятками учебных заведений раз­но­го типа, а для туземного населения го­ро­да Таш­кен­та, не­су­ще­го налоговое бремя на­рав­не с русским на­се­ле­ни­ем, открыто всего лишь 11 на­чаль­ных школ. Имея в виду то об­сто­я­тель­ство, что ре­во­лю­ци­он­ное пра­ви­тель­ство своей Дек­ла­ра­ци­ей оповестило всех граж­дан Рос­сии о праве каждой на­ци­о­наль­но­сти на полное са­мо­оп­ре­де­ле­ние, таш­кен­т­с­кое мусульманское учи­тель­ство об­ра­ти­лось к де­мок­ра­ти­чес­кой думе с тре­бо­ва­ни­ем: переменить име­ю­щи­е­ся рус­ско-туземные школы на национальные мак­та­бы; от­крыть­,­к­ро­ме них, еще 11 мактабов: в Шай­хон­та­хур­с­кой части – 2, в Сиб­зар­с­кой, Кук­чин­с­кой и Бе­ша­гач­с­кой частях – по 3 на­ци­о­нальных мак­та­ба; уравнять жа­ло­ва­ния туземных учи­те­лей с рус­ски­ми; открыть 2-х годичные учительские кур­сы[22]. В программе ука­зы­ва­лось, что с начала 1917–1918 учебного года на­зва­ние «Русско-ту­зем­ная шко­ла» пе­ре­име­но­вы­ва­ет­ся на «Миллий мактаб» («На­ци­о­нальная шко­ла»). Го­род­с­кая дума долго об­суж­да­ла данный проект ре­ор­га­ни­за­ции русско-ту­зем­ных школ в национальные и все-таки утвердила его. Однако сен­тябрь­с­кие, а за­тем октябрьские со­бы­тия 17 года в Тур­ке­с­та­не от­ло­жи­ли ре­а­ли­за­цию этого проекта на более по­здний срок.

 

По мере изменения общей обстановки в стране в 1917 г. джадиды на­ря­ду с вопросом реформы школь­но­го образования все более настойчиво ста­ли по­ды­мать актуальные проблемы реформации об­ще­ствен­но-по­ли­ти­чес­ко­го строя. В февральский период от­но­ше­ние туркестанских джадидов к ко­ло­ни­аль­ной политике метрополии, политико-правовым ин­сти­ту­там резко из­ме­ни­лось. Они уже не ограничивались критикой от­дель­ных пред­ста­ви­те­лей колониальной ад­ми­ни­с­т­ра­ции и пороков государственных ор­га­нов. На­ци­о­нальные де­мок­ра­ты пошли дальше. Они под­вер­г­ли острой кри­ти­ке ко­ло­ни­а­лизм вообще, вскры­ва­ли его корни, на передний план выдвинули идею о завоевании го­су­дар­ствен­ной независимости, окон­ча­тель­но отказались от прежней идеи под­дер­ж­ки кон­сти­ту­ци­он­ной мо­нар­хии и выступили за пре­до­с­тав­ле­ние Тур­ке­с­та­ну на­ци­о­наль­но-территориальной ав­то­но­мии в со­ста­ве Российской Фе­де­ра­тив­ной Де­мок­ра­ти­чес­кой Рес­пуб­ли­ки (РФДР).

Джадиды считали, что «светлое будущее тур­ке­с­тан­с­ко­го народа будет га­ран­ти­ро­ва­но лишь только в ус­ло­ви­ях федерации. Без этого Туркестан вов­се не может существовать»[23] «Яшасун кышма халык жум­ху­ри­я­ти» («Да здрав­ству­ет Федеративная Рес­пуб­ли­ка») — с та­ким лозунгом начали из­да­вать­ся в 1917 г. джадидские газеты «Кенгаш», «Турон», а затем орган партии тур­ке­с­тан­с­ких федералистов «Турк эли». По оп­ре­де­ле­нию газеты «Турк эли», этот лозунг означал «объединение Туркестана с благожелательными к нему на­ци­я­ми на правах «национально-культурной и территориальной ав­то­но­мии»[24].

В программных документах джадидов при­сталь­ное внимание уде­ля­лось разработке механизма ре­а­ли­за­ции принципов национально-тер­ри­то­ри­аль­ной ав­то­но­мии, в частности, организации высших ор­га­нов власти, уп­рав­ле­ния и суда края, призванных осу­ще­ств­лять са­мо­сто­я­тель­ные пол­но­мо­чия Тур­ке­с­та­на – издание за­ко­нов по вопросам, отнесенным к ком­пе­тен­ции Тур­ке­с­тан­с­кой Федеративной Рес­пуб­ли­ки, создание сво­их го­су­дар­ствен­ных струк­тур и т. д.

В качестве базисной формы управления была из­бра­на республиканская. Приоритетной целью оп­ре­де­ля­лось формирование демократического об­ще­ства, где должны быть предоставлены и конституционно га­ран­ти­ро­ва­ны де­мок­ра­ти­чес­кие права и свободы. Их не­сом­нен­ной заслугой тех лет явилось выдвижение идеи равенства перед законом всех наций и на­род­но­стей Тур­ке­с­та­на во всех сферах экономической, об­ще­ствен­но-политической, пра­во­вой и культурной жизни.

Примечательно и то, что претворение в жизнь сво­их идей о го­су­дар­ствен­ной независимости тур­ке­с­тан­с­кие джадиды связывали с миром и согласием между различными общественными силами страны, с со­зы­вом сфор­ми­ро­ван­но­го на демократической основе Уч­ре­ди­тель­но­го собрания России.

Дальнейшее углубление получили идеи ре­фор­ма­ции мусульманского об­ще­ства. В теоретических воз­зре­ни­ях джадидов настойчиво звучал при­зыв к вос­ста­нов­ле­нию былого могущества ислама и му­суль­ман­с­ких на­ро­дов через упрощение обрядов и ос­во­бож­де­ние от всего наносного и фа­на­тич­но­го. Они не под­вер­га­ли сомнению религиозные основы му­суль­ман­с­ко­го общества, их реформаторская мысль была на­прав­ле­на на об­нов­ле­ние толь­ко структуры. Они пред­ла­га­ли пересмотреть общественно-фи­ло­соф­с­кую си­с­те­му ислама не только с позиций раз­ви­тия куль­ту­ры, на­уки и об­ра­зо­ва­ния, но и в свете задач ан­ти­ко­ло­ни­аль­ной борьбы. Джа­ди­ды, в ча­с­т­но­сти, учи­ли, что «идея на­ро­дов­ла­с­тия содержится в самом ислам­с­ком учении» (кораническая идея «аш-Шура» – Совета) и про­по­ве­до­ва­ли об­ще­ство, ос­но­ван­ное на принципах ислам­с­кой демократии. Уче­ние ре­фор­ма­то­ров, своим острием на­прав­лен­ное против ко­ло­ни­аль­но­го гнета, на на­ци­о­наль­ное воз­рож­де­ние, пользо­ва­лось широкой по­пу­ляр­но­с­тью среди му­суль­ман­с­ко­го населения. Они пытались модернизировать Ислам и свя­зать его с це­ля­ми на­ци­о­наль­но-ос­во­бо­ди­тель­но­го движения на­ро­дов му­суль­ман­с­ко­го Во­с­то­ка как объединяющий фак­тор в борьбе против ев­ро­пей­с­ких ко­ло­ни­за­то­ров.

Первые месяцы после Февральской революции 1917 г. вызвали к жиз­ни развитие различных форм общественного движения, включая участие джа­ди­дов в органах местного самоуправления и со­зда­ва­е­мых Советах.

Свержение царизма в феврале 1917 г. выз­ва­ло бурные процессы по­ли­ти­за­ции туркестанского об­ще­ства. Сотни тысяч политически «спавших» в те­че­ние многих лет людей проснулись и потянулись к по­ли­ти­ке. Началась пе­ре­строй­ка правительственных струк­тур. Повсеместно создавались об­ще­ствен­но-по­ли­ти­чес­кие организации и партии, появилась воз­мож­ность бо­лее сво­бод­но выразить политические интересы.

В предшествующих публикациях, особенно со­вет­с­ко­го периода, пос­ле­фев­раль­с­кий процесс оце­ни­вал­ся преимущественно вне учета спе­ци­фи­ки его про­яв­ле­ния в «европейской» общине и му­суль­ман­с­кой сре­де. Сло­жи­лось ошибочное представление, будто он носил в главном и ос­нов­ном оди­на­ко­вый характер. Различие виделось лишь в степени ин­тен­сив­но­с­ти по­ли­ти­чес­ких процессов. При этом му­суль­ман­с­ким на­ци­о­нальным орга­ни­за­ци­ям и дви­же­ни­ям отводилась подчиненная роль. На­стой­чи­во под­чер­ки­ва­лось, что им­пуль­сы революционного об­нов­ле­ния шли от Рос­сии и местных европейских по­ли­ти­чес­ких дви­же­ний. Меж­ду тем, в пос­ле­фев­раль­с­кий пе­ри­од коренное на­се­ле­ние не только активно втя­ги­ва­лось в по­ли­ти­чес­кую жизнь, но и оказывало заметное воз­дей­ствие на раз­во­рот ис­то­ри­чес­ких со­бы­тий. Крупный шаг в сво­ем политическом раз­ви­тии сде­ла­ла национальная ин­тел­ли­ген­ция. Она смог­ла в сложном пе­ре­пле­те­нии раз­вер­нув­шей­ся по­ли­ти­чес­кой борьбы выдвинуть са­мо­сто­я­тель­ную мо­дель национального раз­ви­тия, кон­цеп­ту­аль­но вы­ра­зить на­деж­ды и чаяния ши­ро­ких му­суль­ман­с­ких масс.

Февральская революция была восторженно встре­че­на жителями Тур­ке­с­та­на. Объявленные ре­во­лю­ци­ей лозунги – Свобода, Равенство, Братство – все­ли­ли в сердца подавленных колонизаторской по­ли­ти­кой России му­суль­ман надежды на светлое будущее.

Самаркандская газета «Хуррият» писала: «На­ко­нец-то в России свер­ши­лась революция, о которой мы меч­та­ли и которую мы с нетерпением ожи­да­ли. Свер­же­но старое правительство. Нам пре­до­с­тав­ле­ны сво­бо­ды. Теперь мы имеем свободу слова, свободу пе­ча­ти. Теперь, когда мы будем говорить и писать прав­ду, нам не станут затыкать рты. К нам бу­дут при­слу­ши­вать­ся, когда мы будем требовать свои права»[25].

Во многих городах и кишлаках стихийно начали возникать митинги и ма­ни­фе­с­та­ции, на которых при­ни­ма­лись решения о создании различных де­мок­ра­ти­чес­ких общественных организаций.

Газета «Туркестанский курьер» писала так: «Ули­цы городов были ра­зук­ра­ше­ны флагами. В Таш­кен­те многотысячные митинги состоялись возле Дома сво­бо­ды и на Шайхонтахурской площади. Ораторы, при­вет­ствуя по­бе­ду ре­во­лю­ции, выражали надежду, что новое правительство улучшит по­ло­же­ние на­ро­да, бу­дет всемерно бороться с разрухой, разрешит зе­мель­но-водный воп­рос, защитит права на­ци­о­нальных мень­шинств»[26]. И казалось, что надежды стали оп­рав­ды­вать­ся. В опубликованных 3 марта «Дек­ла­ра­ции» и 6 марта «Обращении к гражданам России» Временное пра­ви­тель­ство, как цен­т­раль­ный орган власти, из­ло­жи­ло заманчивую программу де­мок­ра­ти­чес­ких пре­об­ра­зо­ва­ний. Оно торжественно за­я­ви­ло о введении по­ли­ти­чес­ких свобод – слова, печати, союзов, со­бра­ний; предоставлении на­ро­ду права по­ли­ти­чес­ко­го во­ле­изъ­яв­ле­ния; отмене всех со­слов­ных, ре­ли­ги­оз­ных и на­ци­о­нальных ог­ра­ни­че­ний; не­мед­лен­ной подготовке к созыву Уч­ре­ди­тель­но­го со­бра­ния на началах все­об­ще­го, равного, прямого и тай­но­го го­ло­со­ва­ния, при­зван­но­го установить форму правления и Конституцию стра­ны; о выборах в орга­ны местного са­мо­уп­рав­ле­ния; замене полиции на­род­ной ми­ли­ци­ей; полной по­ли­ти­чес­кой амнистии. Прав­да, во внешней по­ли­ти­ке Вре­мен­но­го пра­ви­тель­ства заметных перемен не на­ме­ча­лось. Оно объя­ви­ло о своем стремлении довести войну «до победного конца» и неуклонно вы­пол­нять до­го­во­ра и со­гла­ше­ния, заключенные прежним пра­ви­тель­ством с со­юз­ны­ми державами.

Однако, как показали последующие события, де­мок­ра­ти­чес­кий по­тен­ци­ал Февральской революции оказался не полностью реализованным. Мно­гие обе­ща­ния так и остались на уровне декларации. При­зы­вы к кар­ди­наль­ным пе­ре­ме­нам не воплотились в жи­вой конкретике практических дел. Осо­бен­но это ка­са­лось болезненных для коренного населения Тур­ке­с­та­на воп­ро­сов на­ци­о­наль­но­го самоопределения, лик­ви­да­ции колониального ста­ту­са края, права самому оп­ре­де­лять свою судьбу.

Противоречия Февральской революции про­яви­лись уже с первых шагов деятельности Временного правительства. В Туркестане они выразились в цен­т­раль­ном пункте ожидаемых коренным населением революционных из­ме­не­ний – ликвидации царской, откровенно колониальной администрации.

Особенностью политического состояния края на пер­вом этапе «фев­раль­с­ко­го обновления» явилось то, что Временное правительство фактически пыталось со­хра­нить здесь не только старую военно-ко­ло­ни­аль­ную си­с­те­му управления, но и оставить в не­при­кос­но­вен­но­с­ти старую ад­ми­ни­с­т­ра­цию. Царский на­ме­с­т­ник генерал-губернатор Куропаткин еще не­ма­лое время пос­ле свер­же­ния самодержавия продолжал править краем, пред­став­ляя в Тур­ке­с­та­не власть Вре­мен­но­го пра­ви­тель­ства. Командированный в Таш­кент ко­мис­сар Временного правительства член Го­су­дар­ствен­ной думы князь Ва­силь­чи­ков имел лишь со­ве­ща­тель­ные права[27].

В советской исторической литературе спра­вед­ли­во указывалось, что со­здан­ные на гребне Фев­раль­с­кой революции краевые общественно-по­ли­ти­чес­кие организации, движения вынуждены были при­ло­жить не­ма­лые уси­лия по слому со­про­тив­ле­ния царской ад­ми­ни­с­т­ра­ции. Однако од­но­сто­рон­не вы­пя­чи­ва­лась деятельность европеизированных Со­ве­тов, а также рус­ских солдат и рабочих. Не менее характерным яви­лось и то, что в со­вет­с­ких пуб­ли­ка­ци­ях довольно под­роб­ное освещение получили пос­ле­фев­раль­с­кие со­бы­тия в но­во­го­род­с­кой (рус­ской) части крупных го­ро­дов Тур­ке­с­та­на – Таш­кен­те, Са­мар­кан­де, Фер­га­не, Коканде, Мар­ги­ла­не, а вот общественно-по­ли­ти­чес­кие перемены, про­ис­хо­див­шие в старогородских квар­та­лах и киш­лач­ных районах, представленных, как правило, ко­рен­ны­ми жителями края, ос­та­ва­лись вне зоны должного вни­ма­ния. В ис­сле­до­ва­ни­ях при­во­ди­лись от­ры­воч­ные сведения о по­ли­ти­чес­ком дви­же­нии му­суль­ман­с­ко­го на­се­ле­ния в мартовские дни 1917 г., ис­ка­жа­лась пат­ри­о­ти­чес­кая деятельность на­ци­о­наль­ной интеллигенции, преж­де всего джа­ди­дов, при­ни­жа­лась ее роль в мобилизации коренного на­се­ле­ния на борь­бу против колониально-им­пер­с­ких струк­тур, за на­ци­о­наль­ное воз­рож­де­ние Тур­ке­с­та­на.

Между тем в ликвидации аппарата царского са­мо­дер­жа­вия и даль­ней­шем углублении об­нов­лен­чес­ких процессов национальные организации и дви­же­ния приняли самые деятельное участие. Хотя, надо от­ме­тить, при­мы­ка­ние коренных народностей Тур­ке­с­та­на к революционным пре­об­ра­зо­ва­ни­ям про­те­ка­ло нео­дноз­нач­но. Здесь обозначились раз­но­род­ные силы, от­ра­жав­шие множественность оттенков и на­прав­ле­ний идейных воз­зре­ний на на­сто­я­щее и бу­ду­щее края. Если взять в общем плане, то условно мож­но вы­де­лить два аль­тер­на­тив­ных течения: правые и левые. Правые выступали но­си­те­ля­ми кон­сер­ва­тив­ной феодально-клерикальной иде­о­ло­гии. Они вы­ра­жа­ли интересы той части светских и духовных фе­о­да­лов, которая имела дол­ж­но­с­ти в местной ад­ми­ни­с­т­ра­ции и пользовалась от­но­си­тель­ны­ми при­ви­ле­ги­я­ми. Левые пред­став­ля­ли интересы социальных групп и слоев, кров­но за­ин­те­ре­со­ван­ных в коренном из­ме­не­нии об­ще­ствен­но­го ус­т­рой­ства, в лик­ви­да­ции ко­ло­ни­аль­но-феодальных по­ли­ти­чес­ких и эко­но­ми­чес­ких ин­сти­ту­тов.

Правые в годы царского правления всецело под­дер­жи­ва­ли ко­ло­ни­аль­ную администрацию и по­ли­ти­ку самодержавия. В условиях Февральской ре­во­лю­ции они выступали за сохранение патриархально-фе­о­даль­ных ус­то­ев в быту и общественной жизни, за поддержку мероприятий Временного пра­ви­тель­ства, нацеленных на сохранение имперских институтов.

В отличие от правых левое крыло представлялось гораздо более по­ли­ти­чес­ки дифференцированным. Оно включало, во-первых, представителей фе­о­даль­но-клерикальных слоев, отстраненных от рычагов вла­с­ти и открыто выс­ка­зы­вав­ших недовольство аг­рес­сив­но-завоевательной и колониальной по­ли­ти­кой ца­риз­ма. В дофевральский период они выдвигали идеи за­во­е­ва­ния сво­бо­ды и независимости страны путем во­о­ру­жен­но­го восстания, вос­ста­нов­ле­ния хан­с­кой вла­с­ти и законов шариата, утраченных при­ви­ле­гий зем­ле­вла­дель­цев и мусульманского ду­хо­вен­ства, ог­раж­де­ния народных масс края от вли­я­ния европейской куль­ту­ры и нравов. В пос­ле­фев­раль­с­ких ре­а­ли­ях часть из них сделала заметный шаг в сто­ро­ну демократии, хотя по ряду клю­че­вых воп­ро­сов (ре­ли­гии, шариата и т.д.) оставалась на прежних по­зи­ци­ях. Наиболее пол­но взгля­ды этой части коренного населения выражала по­ли­ти­чес­кая орга­ни­за­ция «Шуро-и-Уламо».

Другое направление в движении левых было пред­став­ле­но радикально настроенной частью на­ци­о­нальных рабочих, дехкан, ремесленников и др. В до­фев­раль­с­кий период они принимали деятельное уча­с­тие в вооруженных выступлениях против царского самодержавия. Это была в принципе сти­хий­ная сила. С падением царского режима какая-то часть из них попала под идей­ное влияние большевизированных Советов, ставивших своей целью на­силь­ствен­ный зах­ват власти. Доминирующая же группа, глубоко не­до­воль­ная по­ли­ти­кой Временного правительства, а за­тем Советской власти, со­ста­ви­ла ос­но­ву раз­вер­нув­ше­го­ся впоследствии массового движения борцов за сво­бо­ду и независимость, вошедшего в историю под на­ду­ман­ным на­зва­ни­ем — «бас­ма­чес­кое движение».

Между «правыми» и «левыми» располагались «цен­т­ри­с­ты», пред­ла­гав­шие путь цивилизованного ре­фор­ми­ро­ва­ния общества. В социальном пла­не они от­ра­жа­ли интересы основной массы национальной ин­тел­ли­ген­ции и но­си­те­лей товарно-рыночных от­но­ше­ний. В политическом плане они были пред­став­ле­ны джа­ди­да­ми, «прогрессистами» и другими течениями ре­фор­ми­с­тов. В ус­ло­ви­ях послефевральского «об­нов­ле­ния» наиболее пред­ста­ви­тель­ны­ми по­ли­ти­чес­ки­ми орга­ни­за­ци­я­ми мусульманских «цен­т­ри­с­тов» яви­лись «Ту­рон», «Шуро и-Исломия», «Турк адами мар­ка­зи­я­ти фир­ка­си», «Алаш-орда» и др.

Особое место в расстановке политических сил ко­рен­но­го населения за­ни­мал «Иттифок» — «Союз тру­дя­щих­ся мусульман». Преимущественно пред­став­лен­ные демобилизованными тыловыми рабочими, «Ит­ти­фок» на­хо­дил­ся под патронажем ев­ро­пе­и­зи­ро­ван­ных Советов и не выдвигал са­мо­сто­я­тель­ной по­ли­ти­чес­кой программы. По политической ориентации чле­ны со­юзов «Иттифок» стояли в основном на по­зи­ци­ях близ­ких к рос­сий­с­ким «со­гла­ша­тель­с­ким» парти­ям – мень­ше­ви­ков и эсеров, – которые в пер­вые ме­ся­цы пос­ле свержения царя не ставили своей целью овладения ры­ча­га­ми власти, пред­ла­га­ли, как и на­ци­о­нальные де­мок­ра­ты, методы ци­ви­ли­зо­ван­но­го раз­ре­ше­ния ос­т­рых проблем общественного пе­ре­ус­т­рой­ства.

Указанные политические формирования не пред­став­ля­ли застывшие струк­ту­ры и идейные объе­ди­не­ния. В каждом из них протекал процесс пос­ле­до­ва­тель­ной политической дифференциации, по­ля­ри­зи­ро­ва­лись идей­ные по­зи­ции, отслаивались новые на­прав­ле­ния. Под влиянием возникающих об­ще­ствен­ных реалий какая-то часть все более ра­ди­ка­ли­зи­ро­ва­лось, другая, на­про­тив, переходила на зна­чи­тель­но более умеренные и даже кон­сер­ва­тив­ные по­зи­ции. Ос­та­ва­лись подвижными границы между по­ли­ти­чес­ки­ми парти­я­ми и организациями. На отдельных от­рез­ках переломного «фев­раль­с­ко­го вре­ме­ни» они сбли­жа­лись, на других — дистанцировались. Од­на­ко в начале ре­во­лю­ции, несмотря на идейные рас­хож­де­ния, все за­ин­те­ре­со­ван­ные в об­нов­ле­нии по­ли­ти­чес­кие группы и слои мусульманского общества, про­яви­ли един­ство в стремлении ликвидировать не­на­ви­с­т­ную царскую ко­ло­ни­аль­ную ад­ми­ни­с­т­ра­цию.

Вместе с тем, уместно подчеркнуть, что в силу из­ве­с­т­ной не­за­вер­шен­но­с­ти программной и струк­тур­ной консолидации ведущих сил му­суль­ман­с­ко­го на­се­ле­ния в первые мартовские дни политическую ини­ци­а­ти­ву во мно­гом пе­ре­хва­ти­ли европейские по­ли­ти­чес­кие дви­же­ния. Так, уже 2 марта на ми­тин­ге ра­бо­чих Главных мастерских Среднеазиатской же­лез­ной дороги был со­здан первый в Туркестане Совет рабочих депутатов. 3 марта об­ра­зо­вал­ся Таш­кен­т­с­кий Со­вет рабочих де­пу­та­тов, 4 марта – Таш­кен­т­с­кий Совет сол­дат­с­ких де­пу­та­тов[28]. В конце марта оба эти Совета объе­ди­ни­лись. Вслед за об­ра­зо­ва­ни­ем Со­ве­та ра­бо­чих и солдатских депутатов стали воз­ни­кать Со­ве­ты кре­с­ть­ян­с­ких де­пу­та­тов.

По своему национальному составу образующиеся Советы были пред­став­ле­ны преимущественно пред­ста­ви­те­ля­ми европейской части на­се­ле­ния края, ин­те­ре­сы которого во многом не совпадали с ин­те­ре­са­ми ко­рен­ных тур­ке­с­тан­цев. Ведь, несмотря на от­ли­чие по­ли­ти­чес­ких взглядов и ми­ро­воз­зрен­чес­ких пред­став­ле­ний разнообразных социальных слоев и по­ли­ти­чес­ких дви­же­ний внутри европейской об­щи­ны, всех их объединяло чувство при­над­леж­но­с­ти к России. Свою судьбу, перспективы общественного пе­ре­ус­т­рой­ства они увязывали в первую очередь с мет­ро­по­ли­ей. Ин­те­ре­сы же края, если и учи­ты­ва­лись, то вторично. Для подавляющей части ев­ро­пей­с­ко­го на­се­ле­ния ха­рак­тер­ным было восприятие себя в ка­че­стве инородного эле­мен­та. Окруженные со всех сторон чуждой куль­ту­рой, сталкиваясь со сво­е­об­раз­ным мен­та­ли­те­том местных народов, «европейцы», так или ина­че, ока­зы­ва­лись за­ра­жен­ны­ми иде­о­ло­ги­ей великодержавия. Их мыш­ле­ние от­ли­ча­лось им­пер­с­кой на­прав­лен­но­с­тью, хотя и с разной степенью вы­ра­же­ния.

Коренное же население консолидировали идеи на­ци­о­наль­ной свободы, покоящиеся на желании со­хра­нить этническую самобытность, иметь воз­мож­ность самим определять свою историческую судьбу, раз­ви­вать­ся в рам­ках устоявшихся духовно-религиозных традиций. Это базисное противоречие двух анклавов на­се­ле­ния Туркестана на­хо­ди­ло отражение во всей па­лит­ре политической жизни края. Оно отложило глу­бо­кий отпечаток на характер и динамику по­ли­ти­чес­ких со­бы­тий пос­ле­фев­раль­с­ко­го и октябрского этапа оте­че­ствен­ной истории.

Альтернативность стратегии политического мыш­ле­ния и перспектив ис­то­ри­чес­ко­го развития Тур­ке­с­та­на зримо проявилась уже в начале ре­во­лю­ции, в ча­с­т­но­сти, в вопросе образования новых властных струк­тур. Так, в первые мартовские дни у здания Таш­кен­т­с­кой городской думы собрались пред­ста­ви­те­ли раз­лич­ных общественных организаций города и приняли ре­ше­ние об избрании Ташкентского ис­пол­ни­тель­но­го комитета об­ще­ствен­ных орга­ни­за­ций (Таш­го­рис­пол­ком). Однако в список кандидатур, из­би­ра­е­мых в ис­пол­ком, были включены в основном делегаты от ев­ро­пей­с­кой (но­во­го­род­с­кой. — А. С.) части Ташкента. Это вызвало обоснованное не­до­воль­ство со стороны ко­рен­ных жителей.

На состоявшихся 6 марта в мечети «Джами» вы­бо­рах в Ташгорисполком от старого города были выд­ви­ну­ты 8 кандидатур. Из них избрали двоих – ли­де­ров джадидского движения Убайдуллу Ходжаева и Таш­пу­лат­бе­ка Нор­бу­та­бе­ко­ва, имея в виду то, что они гра­мот­но разбираются как в му­суль­ман­с­ком, так и в рос­сий­с­ком законодательстве. К сожалению, по поводу кан­ди­да­тур сразу же обозначились про­ти­во­ре­чия меж­ду различными по­ли­ти­чес­ки­ми те­че­ни­я­ми внутри му­суль­ман­с­кой общины. Уже в тот же день с про­те­с­том против данных кандидатур выступила кон­сер­ва­тив­ная часть ду­хо­вен­ства – ка­ди­ми­с­ты. Они отправили по ма­хал­лям своих агитаторов. Воз­ра­жая решению мо­ло­дых прогрессистов кадимисты за­я­ви­ли: «Кто дал им пра­во избирать са­мо­воль­но кан­ди­да­тов в Таш­го­рис­пол­ком, не посоветовавшись с нами? Почему никого нет от уламо, баев и амалдаров?»[29].

Джадиды, не желая идти на обострение с ка­ди­ми­с­та­ми, приняли ре­ше­ние вновь собрать народ на ми­тинг и заручиться его полной под­дер­ж­кой. 9 мар­та в мечети «Джами» состоялся митинг по поводу из­бра­ния де­ле­га­тов в Таш­го­рис­пол­ком. К на­ме­чен­но­му сро­ку собралось более 20 тыс. человек. Уча­с­т­ни­ки со­бра­ния избрали Убайдуллу Ходжаева пред­се­да­те­лем, Му­нав­ва­ра Коры – заместителем пред­се­да­те­ля. Следуя му­суль­ман­с­кой тра­ди­ции, пер­вым делом лучший чтец Корана (Коран-хафиз) Аб­ду­са­ми Коры прочел суры из Корана в честь памяти жертв Сво­бо­ды – «Хур­ри­ят кур­бон­ла­ри­»­.­Соб­рав­ши­е­ся еще раз большинством го­ло­сов под­твер­ди­ли пол­но­мо­чия Убай­дул­лы Ходжаева и Тош­пу­лат­бе­ка Нор­бу­та­бе­ко­ва. Таким образом, они ста­ли офи­ци­аль­ны­ми из­бран­ни­ка­ми всего народа. На этом же со­бра­нии было при­ня­то еще одно важное ре­ше­ние: его уча­с­т­ни­ки выб­ра­ли 40 человек от 4-х квар­та­лов Таш­кен­та для того, чтобы они имели по­сто­ян­ную связь с де­ле­га­та­ми Та­шис­пол­ко­ма и сво­ев­ре­мен­но ос­ве­дом­ля­ли народ о принятых на нем ре­ше­ни­ях.

Однако 10–11 марта вновь прокатилась волна не­до­воль­ства из­бран­ны­ми делегатами. Она ини­ци­и­ро­ва­лась сторонниками уламо, амалдаров и баев. Как толь­ко Убайдулла Ходжаев и Тошпулат Нор­бу­та­бе­ков уз­на­ли об этом, они сразу же добровольно от­кло­ни­ли свои кандидатуры и настояли на по­втор­ных пе­ре­вы­бо­рах. 13 марта в очередной раз собрался об­ще­на­род­ный ми­тинг. К 10 часам утра мечеть «Джами» сна­ру­жи и из­нут­ри была пе­ре­пол­не­на людь­ми. Вот что пи­са­ла га­зе­та «Наджот» об этом дне: «По всей ве­ро­ят­но­с­ти, такое организованное мирное сборище, на ко­то­рое со­бра­лись 40 ты­сяч человек в Туркестане на­блю­да­ет­ся впервые. Этот митинг от­кры­то по­ка­зал, что му­суль­ма­не Тур­ке­с­та­на – организованный и куль­тур­ный народ»[30].

Как только открылось собрание, слово попросил Мунаввар Коры, из­бран­ный председателем. В члены Ташгорисполкома избрали от Шей­хон­та­хур­с­кой ча­с­ти города Убайдуллу Ходжаева, от Кукчинской – Тош­пу­лат­бе­ка Нор­бу­та­бе­ко­ва, от Себзорской – Зай­нуд­дин­ход­жу Са­рим­сок­ход­жа­е­ва и от Бе­ша­гач­с­кой части – Абдусафихона Ганихон угли.

Принципиально важным решением, принятым на данном собрании, яви­лось постановление о лик­ви­да­ции прежней полицейской системы и со­зда­нии вместо нее института выборных лиц – мухафизов (гра­до­на­чаль­ник. — А.С.) из лиц местной национальности. Большинством голосов ко­мис­са­ром старого города был избран Исламбек Худоярханов[31]. Это ре­ше­ние сразу же было пе­ре­да­но в Ташкентский исполком и генерал-гу­бер­на­то­ру Тур­ке­с­тан­с­ко­го края Куропаткину, чтобы власти уведомили по­лиц­мей­сте­ра и при­ста­вов о не ока­за­нии сопротивления при передаче дел. 18 марта все дела, об­мун­ди­ро­ва­ние и оружие полиции были пе­ре­да­ны му­ха­фи­зам, призванным отныне блю­с­ти по­ря­док в старогородской части.

Данная акция явилась, по сути, началом раз­ру­ше­ния царской системы власти. Она свидетельствовала о деятельном участии коренных тур­ке­с­тан­цев в со­зда­нии новых управленческих структур, богатом твор­чес­ком по­тен­ци­а­ле местного населения, способного пред­ло­жить самобытную форму уп­рав­ле­ния, опи­ра­ю­щу­ю­ся на исторический опыт и потребности на­ци­о­наль­но-ис­то­ри­чес­ко­го развития.

Наряду с указанными решениями, участники со­бра­ния избрали де­ле­га­тов в исполнительные ко­ми­те­ты общественных организаций Ташкента, а также уч­ре­ди­ли расширенный представительный орган от всех частей ста­ро­го го­ро­да столицы края.

14 марта в 8 часов вечера в доме Абдували Ходжи состоялось первое за­се­да­ние представительного орга­на, в состав которого, после по­пол­не­ния его пред­ста­ви­те­ля­ми от татарской и казахской части населения, вош­ли 61 че­ло­век. Этот орган получил название «Шуро и-Ислом» или «Шуро и-Ис­ло­мия» («Шуро» – совет – А. С.). Выбором названия своей орга­ни­за­ции уча­с­т­ни­ки подчеркнули приверженность популярному в те дни ло­зун­гу «Вся власть Со­ве­там».

Следует отметить, что вначале Советы были с во­о­ду­шев­ле­ни­ем вос­при­ня­ты как в среде обширной ча­с­ти европейского, так и мусульманского на­се­ле­ния. Многие видели в них подлинно народные, аль­тер­на­тив­ные цар­с­ким уп­рав­лен­чес­ким структурам де­мок­ра­ти­чес­кие органы власти, спо­соб­ные ре­шить нео­тлож­ные вопросы. Об этом свидетельствуют раз­лич­ные просьбы, ходатайства, жалобы, с которыми об­ра­ща­лись в исполнительные комитеты жители края. Да и создание «Шуро и-Исламия» говорило об ав­то­ри­тет­но­с­ти идеи Советов. Другое дело, что решение о фор­ми­ро­ва­нии чисто му­суль­ман­с­ко­го Совета явилось от­вет­ной реакцией на проявления этноцентризма и ве­ли­ко­дер­жав­ных амбиций европейской части на­се­ле­ния в момент орга­ни­за­ции в Ташкенте первых Со­ве­тов. В отсутствии в них широкого му­суль­ман­с­ко­го пред­ста­ви­тель­ства коренные жители обо­сно­ван­но уви­де­ли вы­ра­же­ние не­до­ве­рия к мусульманам, ущем­ле­ние их на­ци­о­нальных прав, иг­но­ри­ро­ва­ние про­воз­г­ла­шен­но­го Февральской ре­во­лю­ци­ей прин­ци­пов со­ци­аль­но­го ра­вен­ства и свободы. В отличие от ев­ро­пе­и­зи­ро­ван­ных Со­ве­тов, сфор­ми­ро­ван­ный новый орган мыслился как Совет де­пу­та­тов от ко­рен­но­го на­се­ле­ния, ис­по­ве­ду­ю­ще­го ислам. Отсюда и воз­ник­ло на­зва­ние «Шуро и-Ислом» т. е. «Совет Ислама», или «Му­сул­мон­лар шу­ро­си», т.е. «Му­суль­ман­с­кий совет». В ходе организационного оформления «Шуро и-Ислом» на заседании от 14 марта 1917 г., было од­но­вре­мен­но принято решение о создании прав­ле­ния этой орга­ни­за­ции из 15 человек. В состав правления вош­ли Му­нав­вар Коры, Убайдулла Ходжаев и другие. Со­став «Шуро и-Ислом» и его прав­ле­ния сви­де­тель­ство­вал о наличии в его рядах представителей разных ми­ро­воз­зре­ний, объединенных идеей мусульманского един­ства. Но сердцевиной «Шуро и-Ислом», его ак­тив­ной силой, стали известные лидеры джа­дид­с­ко­го дви­же­ния, такие как Убайдулла Ходжаев, Мунаввар Коры, Абдулла Ав­ло­ни. Их вли­я­ние сказалось на де­я­тель­но­с­ти и программных документах орга­ни­за­ции.

Во временном уставе, принятом на первом за­се­да­нии правления, про­хо­див­шем 15 марта в доме Му­нав­ва­ра Коры, основными целями и задачами «Шуро и-Исломия» объявлялись: распространение среди му­суль­ман Тур­ке­с­та­на современных политических, научных и общественных ре­фор­ма­тор­с­ких идей; раз­вер­ты­ва­ние работы по сплочению мусульман Туркестана на основе единства идей и целей; сбор информации о си­с­те­ме го­су­дар­ствен­ной власти в зарубежных го­су­дар­ствах; подготовка к Учредительному со­бра­нию; си­с­те­ма­ти­чес­кое проведение в городах, кишлаках и аулах ми­тин­гов с целью по­ли­ти­чес­кой, научной и об­ще­ствен­ной пропаганды; разъяс­не­ние народу не­об­хо­ди­мо­с­ти отставки старой администрации и выдвижения но­вой; раз­ви­тие работы по преодолению разногласий и по­до­зре­ний между различными на­ци­о­наль­но­стя­ми края и определение мер по сближению и объединению их; на­ла­жи­ва­ние связи с различными национальными ко­ми­те­та­ми и парти­я­ми, доводя до их сведения через своих представителей о нуждах му­суль­ман­с­ко­го на­се­ле­ния и в случае необходимости об оказании по­мо­щи[32].

Согласно решению правления «Шуро и-Исломия» по всем областям и районам разъехались агитаторы, которые были призваны разъяснять ко­рен­ным жи­те­лям края о сущности свободы, объявленной Фев­раль­с­кой ре­во­лю­ци­ей, способствовать их к единению под флагом «Шуро и-Исломия» ради проведения по­ли­ти­чес­ких, религиозных и социальных реформ.

20 марта 1917 г. в махалле «Эшонгузар» под ру­ко­вод­ством Кулибая Ту­гу­со­ва и 21 марта возле Ковун базара под руководством Мунаввара Коры состоялись митинги, на первом из которых присутствовало около 10 ты­сяч, а на втором 5 тысяч человек. Выступавшие, а они в большинстве сво­ем были агитаторы «Шуро и-Исломия», разъясняли собравшимся, что надо делать в новых исторических условиях, когда Туркестану предоставлены свободы для демократического раз­ви­тия. Они призвали к единению всех мусульман и в сво­их действиях руководствоваться решениями му­суль­ман­с­кой орга­ни­за­ции «Шуро и-Исломия»[33].

25 марта состоялось 4-е общее собрание «Шуро и-Исломия», рас­смот­рев­шее ряд важных вопросов, свя­зан­ных с подготовкой специальной про­грам­мы по про­ве­де­нию намеченного на 15 апреля I Все­тур­ке­с­тан­с­ко­го му­суль­ман­с­ко­го съезда: определение дней му­суль­ман­с­ких праздников и со­став­ле­ние по­ряд­ка их про­ве­де­ния; издание газеты на русском языке для того, что­бы рус­ские соотечественники имели возможность по­лу­чить ин­фор­ма­цию о целях и программе созданной политической организации; открытие от­де­ле­ния «Шуро и-Исломия» в русской части города Таш­кен­та[34].

На общем собрании шуроисламистов, про­хо­див­шем 6 апреля 1917 г., председатель «Шуро и-Ис­ло­мия» Абдулвахид Коры подал в отставку в свя­зи из­бра­ни­ем его казием (судьей) Шайхонтахурской ча­с­ти города Таш­кен­та. Вместо него собрание еди­но­душ­но избрало Убайдуллу Ходжаева[35].

Печатными органами образованного му­суль­ман­с­ко­го Совета стали га­зе­ты «Шурои-Исломия», «Над­жот» и «Кенгаш». На их страницах, помимо ма­те­ри­а­лов просветительского характера, публиковались статьи, на­прав­лен­ные на пробуждение политического со­зна­ния и социальной ак­тив­но­с­ти ко­рен­ных тур­ке­с­тан­цев. При этом особое внимание уделялось воп­ро­сам пер­с­пек­тив государственного устройства края, проблемам на­ци­о­наль­но­го са­мо­оп­ре­де­ле­ния.

Образование «Шурои-Исломия» создало важные предпосылки идейно-политической и орга­ни­за­ци­он­ной консолидации местного населения в об­ще­тур­ке­с­тан­с­ком масштабе. Так, вслед за состоявшимся 7–15 ап­ре­ля I Тур­ке­с­тан­с­ким краевым съездом Со­ве­тов ра­бо­чих и солдатских депутатов и съез­дом де­ле­га­тов ис­пол­ни­тель­ных комитетов Туркестанского края (9–16 ап­ре­ля), по инициативе «Шуро и-Ис­ло­мия», 16–21 ап­ре­ля был проведен I Все­тур­ке­с­тан­с­кий съезд му­суль­ман. На нем в центре внимания сто­яли уз­ло­вые воп­ро­сы того времени: отношение к вой­не, Временному правительству, под­го­тов­ка к Уч­ре­ди­тель­но­му со­бра­нию, о будущих формах правления в Рос­сии, путях преодоления острого про­до­воль­ствен­но­го кризиса и другие.

На политическую оценку и выбор разрешения встав­ших проблем, об­суж­да­е­мых на краевых съез­дах, за­мет­ный отпечаток отложила специфика по­ли­ти­чес­кой ори­ен­та­ции, созвавших их орга­ни­за­ций. В об­щем плане эта по­зи­ция определялась сле­ду­ю­щи­ми фак­то­ра­ми:

– под влиянием петроградских событий тур­ке­с­тан­с­кие Советы офор­ми­лись, прежде всего, как органы вооруженных рабочих и солдат, вы­ра­жа­ю­щих волю революционной демократии, обладающих реальной силой воз­дей­ствия на общество и вследствие этого пре­тен­ду­ю­щих на право контроля за дей­стви­я­ми го­су­дар­ствен­ных учреждений Временного правительство;

– исполнительные комитеты, представляющие бо­лее широкие, чем Со­ве­ты, социальные и на­ци­о­нальные группы населения (в их состав де­ле­ги­ро­ва­ли своих представителей разнообразные партии – мень­ше­ви­ки, эсеры; Советы, общественные организации, в том числе и национальные), вы­с­ту­па­ли как объединители всех демократических организаций и претендовали на роль органов Вре­мен­но­го правительства на местах;

– «Шуро и-Исломия», находясь еще в стадии орга­ни­за­ци­он­но­го офор­м­ле­ния, сразу же заявила о себе как о представительном органе му­суль­ман­с­ко­го на­се­ле­ния, призванного выражать его волю и защищать его ин­те­ре­сы в го­су­дар­ствен­ных структурах власти. Отсюда и явно обо­зна­чив­ше­е­ся стрем­ле­ние к со­труд­ни­че­ству с Советами и исполнительными ко­ми­те­та­ми, уча­с­тие в ра­бо­те их краевых съездов.

В воспоминаниях лидера туркестанской ав­то­но­мии Мустафы Чокаева от­ме­ча­ет­ся, что «по велению вре­ме­ни «Шуро и-Исломия» вышла на по­ли­ти­чес­кую аре­ну с планом реформации условий жизни, сло­жив­ших­ся в ре­зуль­та­те чуждого туркестанцам завоевания». Реформы шуроисламистов ба­зи­ро­ва­лись на опыте со­ци­аль­но­го развития свободных, независимых и по­лу­за­ви­си­мых мусульманских государств, таких как Тур­ция, Афганистан, Иран, Еги­пет, Сирия и других араб­с­ких стран, которые показали, каким пу­тем следует идти национальному движению в Туркестане[36].

Образование в Ташкенте «Шуро и-Исломия» по­лу­чи­ло широкий ре­зо­нанс в крае. По инициативе ме­с­т­ных джадидов, во многих городах Тур­ке­с­та­на стали создаваться аналогичные политические и массовые об­ще­ствен­ные орга­ни­за­ции. Так, в обращении Ко­кан­д­с­ко­го отделения «Шуро и-Ис­ло­мия» к на­се­ле­нию в этой связи отмечалось: «…Уважаемые свободные му­суль­ма­не! Будьте уверены в том, что единодушно созданная мусульманами Коканды новая организация “Шуро и-Ислам” всегда будет служить в ин­те­ре­сах му­суль­ман. Эта организация постоянно будет действовать ради мира и спо­кой­ствия. И если все мусульмане будут по­все­ме­с­т­но сохранять спо­кой­ствие и порядок, то это пойдет на пользу всем нам – мусульманам. Но если же, не проявив спокойствия, будем прислушиваться к разным пустым разговорам, то можем не вос­поль­зо­вать­ся предоставленной нам Сво­бо­дой!»[37].

В числе первых общественно-политических орга­ни­за­ций трудящихся ко­рен­ных национальностей Са­мар­кан­да явился «Клуб исламия» («Му­суль­ман­с­кий клуб»), или, как его еще называли в простонародье – «Камбагаллар йи­ги­ли­ши» («Союз бедноты»), со­здан­ный 6–7 марта в старом городе, в ме­с­т­но­с­ти Куш-хауз[38]. Руководство этой организацией взяли на себя видные лидеры джа­дид­с­ко­го движения Махмудходжа Бехбуди, Шомансур-зода, Мардонкули Шо­му­хам­мад-зода и Абдухалил Хасанжон углы.

Руководимый джадидами «Клуб исламия» пер­во­на­чаль­но развернул куль­тур­но-просветительскую де­я­тель­ность среди старогородской бедноты. Но за­тем его члены все активнее стали выдвигать политические тре­бо­ва­ния, в ча­с­т­но­сти, «смещения с работы всех цар­с­ких чиновников, ликвидации цар­с­ко­го аппарата», со­зда­ние вместо него народных комитетов. Однако раз­но­шер­ст­ный состав клуба и наметившиеся с первых дней разногласия решили его судьбу. После по­лу­то­ра­ме­сяч­но­го существования «Клуб исламия», в со­ста­ве которого насчитывалось уже более ста человек, 15 апреля 1917 г. прекратил свою деятельность[39].

Наряду с ним в Самарканде действовала орга­ни­за­ция «Мирваж–ул ис­лом». В Андижане были об­ра­зо­ва­ны «Озод халк», «Миф­тах-ул маориф», «Сано-ул ис­лом»; в Коканде – «Му­сул­мон мехнаткашлари ит­ти­фо­ки»; в Кат­та­кур­га­не – «Равнак-ул ислом»; в Ход­жен­те – «Муайин ат-толибин» и т. д.[40]

Импульсы национально-политической ин­тег­ра­ции способствовали ин­тен­си­фи­ка­ции процессов орга­ни­за­ци­он­но­го объединения мусульман. В ап­ре­ле 1917 г., по инициативе лидеров джадидского движения, со­зы­ва­ет­ся в Таш­кен­те курултай (съезд) мусульман Тур­ке­с­та­на, на котором избрали краевой мусульманский Совет — Краймуссовет. В его состав вошли из­ве­с­т­ные по­ли­ти­чес­кие деятели того времени Махмудходжа Бех­бу­ди, Мунаввар Коры, Убай­дул­ла Ходжаев, Ахмад-Заки Валиди, Абдулла Авлони, Тош­пу­лат Нор­бу­та­бе­ков, Ислам Шагиахметов, Мустафа Чокаев и др.

Таким образом, на этапе мирного развития ре­во­лю­ции в 1905–1907 гг. и 1917 г. джадиды показали себя в роли политической элиты мусульман, спо­соб­ной ре­шать как просветительные, так и по­ли­ти­чес­кие и ад­ми­ни­с­т­ра­тив­ные цели путем митингов, съез­дов, пе­ре­го­во­ров и свободных выборов. В 1917 г. влияние му­суль­ман­с­ких организаций и движений уси­ли­ва­лось день ото дня, и они сыграли заметную роль, в ча­с­т­но­сти, в окон­ча­тель­ной лик­ви­да­ции наи­бо­лее одиозных институтов царской администрации и создании основ для рес­пуб­ли­кан­с­ко­го де­мок­ра­ти­чес­ко­го режима в России. По­это­му политическое на­сле­дие тур­ке­с­тан­с­ких джадидов, особенно в круп­ных го­род­с­ких цен­т­рах нынешнего Уз­бе­ки­с­та­на, яв­ля­ет­ся неотъемлемой частью об­ще­ствен­но­го раз­ви­тия народов Средней Азии на пути к ста­нов­ле­нию на­ци­о­наль­ной го­су­дар­ствен­но­с­ти. Их кон­цеп­ту­аль­ные идеи послужили ду­хов­ной предтечей со­вре­мен­ной пре­об­ра­зо­ва­тель­ной прак­ти­ки, генетической ос­но­вой ны­неш­ней стра­те­гии и кур­са масштабных реформ.


Примечания:

[1] ЦГА РУз. Ф.И-1. Оп.31. Д.540. Л.23.

[2] Хуршид. 1906. 26 октября.

[3] Туджор. 1907. 9 октября.

[4] Хуршид. 1906. 11 октября.

[5] Тараккий. 1906. 26 октября.

[6] Там. 1906. 19 августа.

[7] ЦГА РУз. Ф. И-1. Оп. 31.Д.433. Л.274.

[8] Федоров Е. Очерки национально-освободительного дви­же­ния. Таш­кент. 1925. С. 48.

[9] ЦГА РУз. Ф. И-1. Оп. 31.Д.979. Л.27-28.

[10] Военно-исторический журнал. 1990. № 2. С. 81.

[11] Там же.

[12] ЦГА РУз. Ф.И-1. Оп.31. Д.1144. Л.35.

[13] Садыков Х. Д. Колониальная политика царизма в Туркестане и борьба за на­ци­о­нальную независимость в начале ХХ века. Ав­то­ре­фе­рат диссертации на соискание ученой степени доктора ис­то­ри­чес­ких наук. Таш­кент, 1994. – С. 19.

[14] Wheeler G. Islam and Soviet Union. Asian Affairs. L., Vol. Х (old series Vol. 66), Part 3, October 1979; Bennigsen A. Soviet muslims and the world of Islam. – Problems of Communism. Vol. 29, No 2, 1980; Enders S., Wimbish. The politics of identity change in Soviet Central Asia.Central Asian Survey. Oxford, 1984, Vol. 3, No 3; Rywkin M. Islam and the new Soviet man. 70 years of evolution. Central Asian Survey. Oxford, 1987, Vol. 6, No 4.

[15] См. главу А.Беннигсена в кн.: Dennis Y. Dunn, Religion and modernisation in the Soviet Union. Westview Press, Bonlder, Colorado; Ender S.Wimbush, ука­зан­ная работа, С. 70.

[16] Ходжаев Ф. К истории революции в Бухаре и национального раз­ме­же­ва­ния в Сред­ней Азии // Избранные труды. В 3-х т. – Таш­кент, 1970. Т. 1. – С.94.

[17] Хуррият. 1917, 2 августа.

[18] Там же. 1917, 29 августа.

[19] Наджот. 1917, 28 мая.

[20] Там же.

[21] Наджот. 1917, 2 августа.

[22] ЦГА РУз. Ф. И-1044. Оп. 1, Д. 21, Л. 55.

[23] Турк эли. 1917. 4 октября.

[24] Там же.

[25] Хуррият. 1917. 16 апреля.

[26] Туркестанский курьер. 1917. 12 марта.

[27] Подготовка и проведение Великой Октябрьской со­ци­а­ли­с­ти­чес­кой ре­во­лю­ции в Уз­бе­ки­с­та­не. Сб. док. Ташкент. 1947. – С. 23.

[28] Туркестанский курьер. 1917. 8 марта.

[29] Наджот. 1917 . 23 марта.

[30] Наджот. 1917. 23 марта.

[31] Наджот. 1917. 9 апреля.

[32] Наджот. 1917, 9 апреля.

[33] Там же . 23 марта.

[34] Наджот. 1917. 23 марта.

[35] Там же. 9 апреля.

[36] Мустафо Чокай углы. Истиклол жаллодлари. (1917 йил хотиралари).

[37] Архив государственного музея истории Узбекистана АН РУз (АГМИУ АН РУз), № Б-706.

[38] Гуманенко А. Октябрь в старом городе Самарканде. Таш­кент: Госиздат, 1933. – С. 8.

[39] История Самарканда. Т. 1. С древнейших времен до Великой Ок­тябрь­с­кой со­ци­а­ли­с­ти­чес­кой революции. – Ташкент: ФАН, 1969. – С. 18.

[40] Кенгаш. 1917. 19 июля.

Вы можете поместить ссылку на этот материал в свой блог, скопировав код ниже:

Для блога/форума/сайта:

< Код для вставки

Просмотр


Прямая ссылка на материал:
<a href="http://www.islamrf.ru/news/culture/islam-world/2882/">ISLAMRF.RU: Политизация джадидского движения и выработка им программных проектов будущего устройства Туркестана: 1905–1917 гг.</a>