RSS | PDA | Архив   Пятница 29 Март 2024 | 1433 х.
 

Мохаммед аль-Барадеи: Военные действия против Ирана положат конец переговорам по пакистанскому ядерному арсеналу

24.01.2008 12:14

Генеральный директор Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ)

Мохаммед аль-Барадеи газете “Аль-Хайят”: “Я опасаюсь неожиданных  террористических атак с радиоактивными материалами в главных мировых столицах. Иран не является надвигающейся опасностью и любые военные действия против него могут положить конец переговорам по пакистанскому ядерному арсеналу “.

Эта работа как будто создана для него.  Иранская сторона – неуловима, она ускользает. Американская сторона по уши в программе, которая начинает реализовываться до получения информации и фактов, подтвержденных экспертами. Я направился к доктору Мухаммаду Аль-Барадеи,  генеральному директору Международного агентства по атомной энергии, домой, в Вене, со списком вопросов, озабоченный ситуацией с пакистанским ядерным потенциалом, в связи  с убийством Беназир Бхутто, бывшего пакистанского премьер-министра и дочери Зульфикара Али Бхутто, спонсора пакистанской ядерной мечты.

Нобелевский лауреат выглядел обеспокоенным. С глубоким вздохом  он взял последний отчет американской разведки по иранской ядерной программе, и без колебаний сообщил об угрозе и том эффекте, который может последовать после военных действий против Ирана, особенно со стороны соседнего Пакистана.

— Доктор аль-Барадеи, испытываете ли Вы в наступающем новом году беспокойство по поводу безопасности в мире?

— Я испытываю большое беспокойство по этому поводу, и опечален тем, что мы не предпринимаем никаких шагов в правильном направлении как во всем мире в целом, так и в арабском регионе, где я вырос, и в исламском мире вообще.  В распределении мировых ценностей нет баланса. Два миллиарда человек, треть мирового населения живут меньше, чем на два доллара в день. Другие 850 миллионов  каждую ночь ложатся спать голодными. Только 1% мирового населения владеет 40% мировых запасов и имущества, в то время как 50% населения владеет только 1% этих ресурсов. Это полнейшее неравенство и отсутствие баланса.  

Если же мы посмотрим на то, как мы разрешаем наши разногласия, то обнаружим, что методы, которыми мы пользуемся, унаследованы нами еще от средневековья. Они позволяют некому с большой дубинкой доминировать над своим оппонентом, не принимая во внимание, что оппонент может иметь другую точку зрения и что   справедливое, честное решение может быть достигнуто только через диалог.

Противостояние, которое мы наблюдаем сейчас, продолжается столетиями и десятилетиями. Возьмем, к примеру, события в Палестине, Ираке, Сомали. К сожалению, большинство, а может быть, и все эти разногласия происходят в Арабском регионе и в Исламской зоне. Это печалит и тревожит меня, поскольку я не вижу решения проблем в обозримом будущем, так как мы все еще боремся с симптомами, а не с причинами. Мы все еще полагаем, что мировой порядок держится на  ядерном сдерживании  сил, обладающих и производящих ядерное оружие. В то же время эти силы  диктуют остальному миру,  что кто-то  не имеет права обладать ядерным оружием, потому что он опасен и губителен. Этот порядок основан  на существовании имущих и неимущих в международной системе безопасности.

Международные институты, особенно Совет Безопасности, сильно разочаровывают меня своими действиями. Совет Безопасности преуспел во многих случаях, но во многих других потерпел неудачу. Возьмем ситуацию в Дарфуре, не разбираясь, кто прав, кто виноват. 200 тысяч человек погибли в этой войне. Другие два миллиона превратились в беженцев, пока Совет Безопасности и мировое сообщество обсуждали, какие силы будут посланы в Дарфур. Должны это быть африканцы или нет?

Кто ответит за эти потери? В то же время человеческие жизни ежедневно подвергаются опасности. Между 1989 и 2003 годами, 3,8 миллионов человек погибли во Второй конголезской войне. Многие даже не знали, что эта война была.

Есть разница в том, как мы оцениваем человеческие жизни, и это глубоко меня волнует. Когда наши дети и братья погибают в Ираке, это только цифры. Говорят: там 40 или 50 убитых. Когда погибает один американский или английский солдат, мы слышим рассказы о его семье, жене, невесте или детях.

Когда обрушилась шахта  в Соединенных Штатах Америки, мы были приклеены к телевизионным экранам   в течение трех дней, следили за новостями, и все переживали и сочувствовали шахтерам.  Однако объективно международное сообщество  проводит политику дискриминации при оценке неприкосновенности человеческой жизни. Чья-то жизнь оценивается дороже, чем другая.

Я привожу эти примеры, чтобы показать, что международное сообщество перестало понимать, что все эти публикации ассоциируются  сегодня с чувством  опасности. Оно сегодня сильнее, чем когда-либо, будь то на человеческом или на международном уровне: начиная при входе в аэропорты, которые превратились в крепости, и кончая общим чувством опасности во всех странах Востока и Запада.

Проблемы развития, в конечном счете, связаны с проблемами безопасности. Я имею дело с вопросами оружия массового уничтожения, мои обязанности ограничивать распространение ядерного оружия и частично ликвидировать его.

Когда же я  вижу,  какие вещи  происходят, я со своей позиции начинаю с вопросов бедности, с личности, которая не обладает высоким положением, не имеет надежды на будущее или свободы и страдает от притязаний своего правительства. Это в первую очередь касается арабского и исламского мира; там, где человек чувствует себя со своими проблемами изолированным от остального мира.

Рассмотрим палестинский случай. Безотносительно к тому, кто прав, кто виноват, прошло 40 лет, а палестинцы так и живут в условиях оккупации. Когда я ставлю себя на место не только палестинца, но и иракца или афганца, я испытываю чувство обреченности. Я не могу обеспечить всем необходимым мою семью, я не чувствую себя достойной человека личностью. Я чувствую себя угнетенным  и подавленным. Нет другого выхода, как только восстать против того, что существует в моей жизни, используя религиозные, языковые или расовые оправдания для этого.

Во всей истории революционеры всегда находили различные оправдания своих действий, но, в конце концов, человеческий протест основан на страданиях от несправедливости и подавления. Человек не рождается террористом или святым. Разница эта зависит от тех условий, в которых он был рожден.

— Когда Вы услышали об убийстве бывшего пакистанского премьера Беназир Бхутто, обеспокоились ли Вы по поводу пакистанского ядерного арсенала?

—Безусловно. Я испытал огромное беспокойство. Весь год, занимаясь иранской ядерной проблемой, я постоянно предостерегал от использования силы и напоминал, что  у нас есть время для решения этого вопроса дипломатическим способом. Не следует думать, что решение иранской проблемы и или иного кризиса  может быть достигнуто только военным путем. Этот способ может быть использован, когда исчерпаны все другие способы решения проблемы, в том числе и дипломатические. К нему прибегают как к последнему средству когда, ничего больше не остается. Сейчас мы еще далеки от этого.

Что касается иранской проблемы, то я постоянно испытываю страх угрозы новой войны на Ближнем Востоке и в Исламском мире. Это может быть не в Иране, который пугает мир своей атомной бомбой уже десять лет. Я испытываю страх угрозы в Пакистане, стране с множеством проблем, исламском государстве, влияющем на остальной исламский мир. Я боюсь, что анархия и радикальный режим взорвут нацию, обладающую 30 или 40 ядерными установками. Я боюсь, что какая-нибудь радикальная группировка в Пакистане или Афганистане купит это ядерное оружие.

В руках государства, невзирая на то, какое оно демократическое или теократическое, ядерное оружие уже лимитировано рациональными нормами. Государство знает, что если оно прибегнет к ядерной угрозе, оно будет полностью уничтожено в связи с политикой ядерного сдерживания. Однако это нельзя реализовать в отношении радикальной группировки, которая применит ядерное оружие, если будет им обладать. Идеологии не основаны на политике сдерживания или страха за человеческие жизни, особенно если эта радикальная группа готова принести в жертву свои жизни ради их идеологии.

— Вы действительно  серьезно боитесь, что можно однажды проснуться и обнаружить, что Аль-Каида приобрела ядерное оружие?

— Я серьезно опасаюсь, что такая радикальная группировка, как Аль-Каида, может приобрести ядерное оружие. Больше чем того, что какая-то другая страна приобретет это оружие.

— Это возможно или предположительно?

— Это непросто, пока ты не украдешь его. Украсть ядерное оружие, а также средства  для установки баллистических или других ракет трудно. Более вероятно, что могут быть приобретены радиоактивные отходы. Этих отходов уже тысячи, и они все увеличиваются. Если они будут взорваны в каком-то жилом районе или в большинстве столиц, это приведет к смерти сотен, тысяч людей. Кроме того, экономические последствия этого будут сказываться долгое время. Такой террористический акт - мечта любой радикальной группировки. Вероятность этого выше, чем вероятность покупки ядерного оружия – возможности, которую я тоже не могу полностью исключить. Вот почему я говорю, что необходимо защищать ядерное оружие, чтобы предотвратить этот возможный кошмар. Естественно,  пакистанский террористический акт обеспокоил многих, не только пакистанское общество. Это касается и возможности эскалации каких-то радикальных группировок, их доступа к пакистанскому ядерному арсеналу.

— Будет ли такой теракт с радиоактивными материалами серьезнее, чем атаки 11 сентября?

— Он неминуемо будет намного серьезнее. Только представьте, этот теракт с разрушением  радиоактивных источников традиционными средствами может повлечь за собой радиоактивное заражение центров Лондона или Каира, Боже упаси! Что может, в конце концов, в течение длительного времени воздействовать на огромное число жертв. Это потребует эвакуации большей части столицы или города, пока их не очистят от радиоактивного загрязнения. Последствия такого теракта превзойдут последствия 11 сентября и определенно будут гораздо хуже. 

— А у Вас есть какая-то информация о радикальных террористических группах, пытающихся купить радиоактивные источники?

— Мы постоянно получаем информацию о попытках контрабандного провоза радиоактивных материалов через границу. У нас есть журнал учета нелегальных попыток транспортировать ядерные и радиоактивные материалы во все страны мира. Эти государства информируют нас, когда они арестовывают людей, пытающихся перейти границу или провезти через аэропорт радиоактивные материалы. Уже зарегистрированы около 100 случаев, когда кто-то пытался провезти радиоактивные материалы. К счастью, все эти материалы были небольшими по объему и мощи, тем не менее, все попытки провоза были предотвращены. Может быть, другие попытки остались незамеченными? Это вопрос. Возможно ли провести большие объемы радиоактивных материалов? Это кошмар, в котором мы постоянно живем.

— А развал Советского Союза увеличивает этот риск?

— Советский Союз был преобразован из полностью централизованной системы в различные государства. Несколько лет назад Россия, наконец, собрала эти части вместе. Независимые государства выстроили контрольные механизмы на своих границах  в добавление к другим средствам. Поэтому мы и международное сообщество были сосредоточены на защите радиоактивных и ядерных материалов в республиках бывшего Советского Союза. У нас еще много работы впереди, тем более что большинство этих попыток провоза радиоактивных материалов, о которых я упомянул, были из стран бывшего Советского Союза и Восточной Европы, таких как Казахстан, Узбекистан, Украина и Румыния.

Иранское досье

— Новый год начался. А как обстоит дело по поводу иранского досье?

— И со стороны арабо-исламского мира и со стороны мирового сообщества по отношению к иранскому досье высок уровень непонимания. Досье датируется серединой восьмидесятых годов, когда Иран был мишенью химической войны бывшего президента Ирака, Саддама Хуссейна. Это была война, которая потребовала бы один или два миллиона жертв с каждой из сторон. Во время правления шаха Иран имел амбиционные ядерные программы с западными контрактами более чем на десять миллиардов долларов. После исламской революции 1979 года, Запад захватил экспорт различных радиоактивных ресурсов в Иран, что было результатом недоверия к иранской революции.

В течение многих лет Иран пытался навести мосты доверия с Западом, но бесполезно. Тогда в 1985 году Иран обратился за помощью нелегальным путем  через инфраструктуру Хана в Пакистане. Иранская ядерная программа и так называемый иранский ядерный цикл начался еще в 1985 году.

К  этому времени Иран, как член Договора по нераспространению ядерного оружия, должен был информировать Международное агентство по атомной энергии об экспорте, строительстве и развитии ядерных исследований, но он этого не делал. Иран, естественно, указывал на то, что прибегает к скрытым средствам потому, что у него нет возможности  приобрести  какие-либо ядерные технологии по официальным каналам. Он также заявлял, что не информировал Агентство вовремя, потому что операция импорта не закончилась к тому времени.

В общем, до сих пор программа была выстроена теневым способом, без информирования об этом Агентства, в результате возник вопрос о недоверии Ирану. Если нам удастся успешно разъяснить все эти вопросы в ближайшие два месяца, мы смогли бы заявить, что иранская ядерная программа, прошлая и настоящая, попадет под наблюдение Агентства и будет предназначена только для мирных целей.

Однако это только часть вопроса. Та часть, которая  беспокоит Запад и многих наблюдателей – это страх, что Иран приобретет технологии по обогащению урана, что будет использовано в будущем для прекращения существования системы нераспространения и производства ядерного оружия и развития опасной стратегии в Персидском заливе и на Ближнем Востоке. Я могу разделить иранскую проблему на две части: прошлую и настоящую. Вот чем мы занимаемся в Агентстве. Агентство похоже на радар.

Я говорю Вам о том, что я вижу в прошлом и сегодняшнем дне. Я не могу предвидеть, что будет завтра или послезавтра, ни в Иране, ни в любом другом государстве потому, что это, естественно, зависит от государства и от поведения его правителей в будущем. Поэтому я всегда говорю, что я могу анализировать прошлое и настоящее, а не будущие чьи-то намерения.

Все зависит от установления доверия. Не хватает доверия между Ираном и Западом, особенно Соединенными Штатами. Когда выслушиваешь иранскую сторону, ее претензии по поводу того, что Запад наложил экономические санкции и полное эмбарго на Иран со времени революции, понимаешь, что это правда. Это процесс деструктивный и единственная возможность восстановить доверие в будущем – переговоры. Совет Безопасности может наложить санкции, но только это не приведет к достижению полного решения проблемы.

— Говорят, что Ирану осталось три или пять лет, чтобы сделать атомную бомбу. А что доктор аль-Барадеи может сказать об этом?

— Чтобы обзавестись ядерным оружием, необходимы две вещи. Нужен ядерный материал и высоко обогащенный уран или плутоний. Сейчас мы видим, что Иран  не может получить эти материалы пока он остается под наблюдением Агентства. Кроме того, пока Иран будет придерживаться режима нераспространения, он не сможет обогатить уран. Он не может преодолеть 5% барьер, а ему нужно обогатить уран на 90%. Тогда Иран должен выйти из режима нераспространения и выгнать инспекторов, как это сделала Северная Корея в прошлом.

Все это одна часть. Кроме того, нужно знать процесс изготовления из ядерного материала оружия – а это очень сложный процесс, который связан с редуцированием этих материалов и превращением их в бомбу, а затем оснащением ее детонаторами. Необходимы также поставки оборудования, ракетоносителей для бомбы. Я могу оценить количество ядерного материала, потому что это в моей юрисдикции – наблюдать и контролировать его. Конечно, у меня нет такой власти, и я не могу знать, что Иран делает в связи с производством  баллистических ракет.

Я направляю в Агентство отчеты за последние два года. Как сказал директор Национальной разведки Джон Негропонте, Ирану нужно от трех до восьми лет. Это информация от официального лица. Он учел все, что я говорил выше о производстве оружия и баллистических ракет. Ракеты тоже должны быть модифицированы, чтобы нести ядерные боеголовки. Его преемник, Мак Коннел, говорил то же самое – Иран способен приобрести ядерное оружие к середине или к  концу этого десятилетия. Позже, в отчете Агентства было объявлено, что Иран свернул свою деятельность по производству ядерного вооружения с 2003 года.

— Что изменил этот отчет? Это делает угрозу войны менее вероятной?

— Можно вздохнуть с облегчением, но я говорю – это только на время. Основная деятельность Агентства – постоянное инспектирование. Мы не видим активных и оперативных программ по производству ядерного оружия в Иране. Мы не видим скрытого оборудования по обогащению урана. Мы не видим подтверждений или информации  от какой-либо разведки, что Иран проявляет активность в производстве ядерного оружия.

Я всегда говорил, что есть вещи, которые Иран вынужден «открывать» для нас. В то же время я не могу сказать, что Иран – близкая и неминуемая угроза, когда мы рассматриваем его с военной точки зрения. Я часто бываю огорчен разговорами о ядерном холокосте или о Третьей мировой войне. Отчеты исключают безотлагательность иранского досье и создавали возможность начала серьезного диалога для решения проблемы путем переговоров.

Возможно, я не могу, разделить Иранское ядерное досье и процесс безопасности на Ближнем Востоке. Иран говорит, что он хотел бы обзавестись установкой по обогащению  урана в экономических целях. Это возможно в 10%, но никто не может отрицать, что процесс обогащения урана сам по себе скрытая угроза в случае, если государство это предпринимает. Если государство приобретает ноу-хау производства ядерного оружия, а не само ядерное оружие, это лучше, чем  приобретение ядерного оружия, потому что государство остается в режиме ядерного нераспространения. 

— Как государство может это применить?

— Как государства, которые уже имеют обогащенный уран, такие как Япония, Бразилия, Германия и Голландия. Все они имеют ноу-хау и возможности производства ядерного оружия.

— Но они уже могут производить ядерное оружие?

— Если у вас есть ноу-хау, как обогащать уран или расщеплять плутоний, вы уже можете на 70-80% быть готовы к процессу производства ядерного оружия. Потому что обладание ядерными компонентами – существенный момент производства ядерного оружия. Тогда, по моему мнению, Иран или другое государство, приобретшее эти технологии, имело бы с их точки зрения некую форму гарантии.

Они думают, что если у них будет это, то они защитят себя от глобальной атаки, и это придаст им силу и статус. Мы знаем о том, что государства, обладающие ядерным оружием или ноу-хау его производства – главная сила. Когда Ахмади Неджад говорит, что его нация присоединилась к ядерному клубу, он имеет в виду, что в мире не больше 12 или 13 государств обладают ядерным оружием или ноу-хау по его изготовлению.

Я осознаю, что Иран считает обладание ядерным оружием своим стратегическим решением, которое обеспечит безопасность в регионе, придаст ему силы и заметный статус. Это не должно быть отделено от процесса безопасности на Ближнем Востоке. Иран говорит, что есть одна сильнейшая позиция в регионе и мир должен считаться с ней. Мир должен признавать ее и уважать как таковую. Следовательно, невозможно отделить обогащение урана от региональной безопасности.

Мы никогда не определяли форму безопасности на Ближнем Востоке, главным образом, из-за недостатка мира. Мира нет на Ближнем Востоке потому, что половина арабского мира в состоянии гражданской войны или почти гражданской войны. У нас нет ни на Ближнем Востоке, ни в арабском мире мысли о концепции безопасности, или наши стратегические интересы меняются, когда сменяются режимы.  В каждом государстве есть стратегические геополитические интересы, которые не меняются, как только сменяется режим. Мы не учитываем этого.

Возможно, мы зависим от того факта, что мы, как арабы, составляем большинство на Ближнем Востоке. Мы не продумали форму безопасности, при которой должны жить. Сначала был палестинский кризис, потом последовали разногласия с Ираном – все это привело к ситуации паралича. Печально, ведь мы были среди первых регионов, установивших региональный безопасный режим в 1945 году, благодаря образованию Лиги арабских государств. Этот режим, однако, больше демонстрировал провал, чем успех хотя бы в одной войне. Не только Лига не сработала, но и арабские государства воевали друг против друга.

Завершая с иранским кризисом, корни которого, а не только симптомы, должны быть названы, я должен спросить себя самого: “Чего хочет Иран?”. И я должен спросить себя: “Это на одной линии с безопасным режимом в регионе? И как это повлияет на соседние страны и их отношения с Ираном? ”

Мир движется в двух направлениях: первое - это тенденция игнорирования дискриминации, этнических, языковых различий, и сосредоточение на том, что нас сближает как человеческое сообщество, безотносительно того, кто мусульманин, христианин или иудей. Сближают нас, например, общие ценности: мы все хотим создавать семьи, воспитывать детей, и жить в уверенности, пока мы работаем, и в безопасности, когда мы состаримся. Мир движется в этом направлении, а также  к тому, чтобы создавать объединенные зоны.

В 1945 году мы положили начало интеграции и работали над концепцией гражданства. Ливан, к примеру, служил нам прообразом, когда установил гражданство и сфокусировался на том, что сближает, а не разъединяет нас. Сейчас, однако, мы движемся в другом направлении. Мы сосредотачиваем свое внимание на том, что разъединяет нас. Различия не только искусственны, но и смешны: этот суннит, этот шиит, тот копт, тот мусульманин. Вместо того чтобы объединить арабскую нацию, мы говорим о федерализме в Ираке и о границах в Ливане. Мы вернулись в эпоху мракобесия.

Израильские опасения

— У Вас есть опасение, что Израиль выпустит ракеты по иранским объектам?

— Такое опасение, конечно, существует. У Израиля много волнений по поводу того, что Иран может получить ядерное оружие или ноу-хау по его производству. Израиль видит угрозу своему существованию, особенно когда некоторые заявления, исходящие из Ирана не способствуют созданию обстановки доверия, а наоборот провоцируют обстановку страха и напряженности.

Если Израиль или любое другое государство нанесет удар по иранским объектам, это не разрешит ситуацию, а наоборот, усугубит ее. Это связано со следующими причинами: пока иранские объекты невелики, удар может затруднить программу только на год или два. По-моему мнению, удар по объектам окончательно заденет честь Ирана. В результате наступит  полное соглашение между различными группировками в Иране – режим и оппозиция объединятся в порыве как можно скорее разработать ядерное оружие, так как они почувствуют угрозу существованию самого государства. Я всегда разделяю мою любовь к моей нации и презрение к определенному режиму.

Это привело бы к существенным последствиям для целого региона,  находящегося под влиянием Тегерана. Он не отступит. Как я отметил в начале, будут последствия для Пакистана и Арабского мира. Могу  провозгласить только доминирующую концепцию, что исламский мир – жертва западного сговора. Я не верю, что есть сговор, но запад защищает свои интересы. И мы должны тоже. Если мы не защищаем наши интересы, общечеловеческие и индивидуальные, с нами будут обращаться по-другому.

Мы постоянно говорим и предпочитаем говорить о двойных стандартах. Мой ответ, что когда мы встанем на ноги, научимся, станем индустриальным и цивилизованным государством, двойные стандарты, которые отражают разницу по силе и в интересах, исчезнут сами по себе.

Что также беспокоит меня в этом регионе, возьмем ли мы во внимание иранскую или иракскую проблему, - мы просто свидетели, как будто безопасность региона в руках других, особенно когда я вижу, какие партии пытаются разрешить иракские или ливанские проблемы.

Возможно, что дискуссия по иранской проблеме ведется между шестью силами, пять – постоянные члены Совета Безопасности и Германия с одной стороны, а Иран с другой? А где государства Ближнего Востока? Если есть решение, оно должно быть принято с учетом Ближневосточного региона, потому что это связано с его безопасностью. Если это война, то последствия отразятся и на нас. Мы должны принимать участие, нам следует понимать, что мы должны занять лидирующие позиции в любом вопросе, касающемся нашей безопасности.

Мы не должны оставлять нашу судьбу, безопасность, будущее и цивилизацию на обсуждение Европейского и Американского Советов. Мы не должны сидеть и ждать результатов, что они решат для нас. Если это будет продолжаться, наше существование никогда не будет достойно уважения. В Коране сказано, что Аллах не изменит условия для человека, пока он сам не изменит их.

Гассан ЧАРБЕЛ  “Аль-Хайят” 10.01.08.

Перевод IslamRF.Ru

23.01.2008

На фотографии: Мохаммед аль-Барадеи. (www.kursor.ru)

Ссылки по теме:

Гендиректор МАГАТЭ посетит Тегеран 11-12 января для обсуждения вопросов по иранскому ''ядерному досье''

Принятие новой резолюции СБ ООН никак не отразится на политике Тегерана в ядерной сфере - правительство ИРИ

Кто хочет превратить Пакистан в Ливан?

Расследование убийства Беназир Бхутто приобрело характер международного скандала

 

Вы можете поместить ссылку на этот материал в свой блог, скопировав код ниже:

Для блога/форума/сайта:

< Код для вставки

Просмотр


Прямая ссылка на материал:
<a href="http://www.islamrf.ru/news/world/w-interview/1266/">ISLAMRF.RU: Мохаммед аль-Барадеи: Военные действия против Ирана положат конец переговорам по пакистанскому ядерному арсеналу</a>